Ростислав Багмут - Не хочу обманывать

Пришел долгожданный час освобождения. Не тратя ни дня попусту, пришел в военкомат и подал заявление об отправке в действующую армию. Просьбу мою удовлетворили. Перед самым уходом на фронт ко мне подошли две соседки-старушки. Они обняли и перекрестили меня. А одна вынула из сумки маленькую иконку и свернутый вчетверо листок бумаги.

— Возьми, сынок, — сказала она. — Это образ Николая-чудотворца. Носи его всегда с собой. Он и от пули спасет и всякие беды отвратит. А молитву, как туго придется, обязательно разверни и читай.

Я принял советы и подарки старушек, ибо зерно веры, брошенное в детскую душу бабушкой Сашей, пустило корни и дало стойкие ростки. Правда, я не посещал церковь, не чувствовал потребности ежедневно молиться и строго придерживаться религиозных обрядов. До в тяжелую минуту всегда призывал на помощь бога.

С образом Николая-чудотворца я так и не расставался. Как только выдастся свободная минута, выну из нагрудного кармана листок с молитвой и читаю: «Псалом 90: живый в помощи Вышняго, в крове Бога небесного водворится...». Хоть и не понимаю почти ничего, а верю — поможет молитва, снизойдет на меня святое благословение. А иногда сидишь в окопе, разговариваешь с товарищем, глядь.

опустил человек голову -- шальная пуля сразила. А ты жив. Не иначе, как чудо сотворил святой Николай — спас меня. Еще горячей читаешь молитву.

После тяжелого ранения и контузии в болгарском городе Ломе меня демобилизовали. Возвратился я в Одессу и поступил на работу. Специальности у меня не было. Работал то грузчиком, то рассыльным, то экспедитором. Близких друзей, товарищей у меня так и нс появилось. Виноват отчасти был и мой характер — замкнутый, болезненно самолюбивый, вспыльчивый, и образ жизни, который я вел. Я совершенно нигде не бывал, ни на вечерах, ни на танцах, ни даже в кино.

Летом 1950 года я случайно познакомился с воспитанником Одесской духовной семинарии Николаем Грабовским.

Маленький, тощий с парализованной ногой, которую он с трудом волочил при ходьбе, со странно расставленными кривыми руками, он произвел на меня впечатление болезненного, слабого юноши. Учебу в семинарии он тщательно скрывал, выдавая себя за студента какого-то вуза. Свою невесту Марусю он задаривал подарками и обещаниями. Но в самый последний момент признался девушке, что готовится стать священником. Невеста так и не явилась к венцу.

С тех пор Грабовский стал часто бывать в нашем доме. Он рассказывал мне о своей не-удавшейся жизни, жаловался на Марусю и на свою судьбу и все просил уговорить девушку вернуться.

Мы сблизились. Я был рад, что у меня появился товарищ, с которым можно перемолвиться словом-другим. Говорили о разном. Однажды зашла речь о семинарии. Долгое время я почему-то не предполагал, что у нас могут быть такие учебные заведения и наивно считал, что священников присылают чуть ли не из-за границы.

Грабовский в ярких тонах раскрыл мне картину жизни этого «храма духовной науки», «райского обиталища на земле». Он весь как-то преобразился, рассказывая о тишине семинарских аудиторий, о величественной красоте и торжественности богослужений, о духе святого братства, который царит там. Черты его невыразительного лица оживились, глаза засветились лихорадочным блеском, голос звучал растроганно и вдохновенно.

Я с жадностью ловил каждое слово и все больше забывал, что передо мной сидит хилый, изможденный юноша. Я уже не замечал ни грубых погрешностей его речи, ни неприятного пришептывания, ни косноязычия. Я закрывал глаза и видел себя в ином заоблачном царстве, где все — любовь, где витает дух «творца». Жалость к самому себе комом подступила к горлу. Сдерживаться было невозможно, и из моих уст полилась горестная исповедь о неурядицах и сомнениях в жизни. Грабовский внимательно слушал.

—А тебе никогда не приходила мысль поступить в семинарию? — вдруг спросил он. — Мне кажется, твое место на духовном поприще. Только там тебя поймут и оценят.

— А разве это возможно? — удивился я.

— Конечно. Какое у тебя образование?

Шесть классов.

— Ничего. Поучишься еще год и прямо из семилетки в семинарию. Увидишь, как свободно вздохнешь.

Сначала я не придал серьезного значения нашему разговору. Но по вечерам, в постели стал задумываться. Что я успел сделать в жизни? Чего достиг? Каково мое будущее? Подруг и товарищей нет, работа тоже не клеится. Кем стать я так и не определил. И вдруг, точно яркая вспышка, осветила мозг мысль: а, может быть, совсем не случайно так печально сложилась моя судьба? Может быть, не случайно когда-то бабушка Саша учила меня вере, не случайно появился на моем пути семинарист Грабовский? Видимо, бог решил избрать меня своим слугой, видимо, в этом мое истинное назначение, моя судьба.