Ростислав Багмут - Не хочу обманывать

— Батюшка, а вы как, водку пьете?

— Нет.

— От це вже не годиться, — горестно прищелкнул языком старик. — Погано. Нам та-кий батюшка нужен, чтобы водку пив. Эй, трр, куды, — неожиданно крикнул он на лошадей. — Остановка. Пидемо, батюшка, в буфет, выпьем по чарци.

Мой отказ окончательно рассердил его.

— Та вы що, стесняетесь, чи брезгуете, батюшка? Хиба не вси з одного тиста слипле-ни. Та я за свои 60 рокив стильки попив ба-чив, що аж в очах рябить. Ну, гаразд, — решительно сказал он. — Не хочете? Давайте авансом 25 рублив. Мени треба виддати долг в буфети. А в Коссах отдаете остальни.

Он смотрел на меня таким наглым взглядом, что я понял: говорить сейчас о христианских добродетелях, читать мораль — значит уподобиться повару из известной крыловской басни. Я молча вытащил деньги и с горечью отметил про себя: «Вот те верующие, которых тебе предстоит ввести в царство божье. Наверное, ходит же в церковь, а чему научила его религия? Вымогательству, пьянству?»

Часа через полтора мы снова тронулись в путь и вскоре за холмами, освещенными лучами заходящего солнца, показалась зеленая маковка коссянской церкви. Неожиданно блеснула из-за поворота холодным блеском речушка. И вот уже раскинулось перед нами небольшое украинское село.

Мы остановились у церковной ограды. Отец Иоанн, окруженный толпой церковных кли-куш, в зеленом потертом подряснике нервно забегал по двору, давая распоряжения внести мои вещи в сторожку. При этом он наклонялся к уху каждой из женщин и что-то шептал. Всякий раз я чувствовал на себе пристальные недружелюбные взгляды, замечал вызывающие иронические улыбки, слышал ехидный смех. Видимо, у отца Иоанна все было продуманно до тонкостей. Он рассчитывал сразу же ошеломить меня, привести в замешательство и представить прихожанам в глупом, недостойном виде. Я действительно растерялся. когда вдруг раздался мерный перезвон колоколов. Ведь была середина недели и никаких служб не ожидалось. На лице Крыжанов-ского появилась довольная улыбка.

— Что ж, приступим к вечернему богослужению, отец Ростислав, — с деланной учтивостью предложил он.

Стоя в алтаре, я наблюдал за поведением достопочтенного пастыря. Он без стеснения перешептывался с прихожанами, то и дело коротким движением головы указывая на меня. Искусством плести сети мой брат во Христе, по-видимому, обладал в совершенстве.

По окончании моего вступительного слова к прихожанам отец Иоанн мелкими шажками снова приблизился к амвону. Что-то скажет в своем последнем духовном напутствии пастырь, радеющий о духовном стаде своем? Верно, завещает жить в любви и согласии, хранить святость веры? Но его мысли были заняты другим.

— Отец Ростислав! Любите моих детей, моих дорогих деточек, — елейным, дрожащим голоском тянул нараспев Крыжановский. — Не обижайте их, как обидели людей в Вилко-во. И вы, милые мои, не забывайте своего пастыря. Ведь я целых 8 лет не разлучался с вами. Ни одной требы не пропустил. Спешил к моим деткам из Одессы, как ангел-хранитель к новопросвещенному рабу божьему. А вы и года в Вилково не пробыли. Возлюбленные мои братья и сестры! Ухожу я от вас! Но вы не плачьте, не ропщите. Таков промысел божий. Даст бог, вернусь я к вам. Главное, делайте все, как я говорил, и тогда снова воссияет благодать над нашим приходом.

А через несколько минут Крыжановский отбросил в сторону и свои прозрачные намеки. Когда несколько прихожан при выходе из церкви начали усердно причитать: «На кого ты нас покидаешь, батюшка», Крыжановский растрогался до того, что отечески посоветовал:

— А вы пишите жалобы в епархию.

— Да как же, батюшка, малограмотные мы.

— Это ничего, — успокоил их пастырь. — Пишите как умеете. А я, в случае чего, буду здесь. Помогу.

Когда мы остались наедине, я возмущенно заметил Крыжановскому:

— Ваши подлые поступки не делают вам чести как священнику.

— Каждый делает то, что считает нужным, — цинично бросил он.

— Но ведь мы с вами люди духовные. Или для вас заповеди божьи не существуют?

— Ах, оставьте в покое бога. Он здесь нс при чем, — раздраженно отмахнулся отец Иоанн.

И это говорит священник, на коем почиет благодать божья! О, господи, так можно стать отступником, еретиком. Или ты, всевышний, испытываешь мою преданность к тебе? Но тогда дай мне увидеть, что моя честность, мое религиозное рвение нужны людям. Дай же мне силы просветить их, наставить на путь христова учения!

Я молился когда услышал за спиной скрип отворяемой двери. Худощавый высокий старик с выцветшими глазами, кряхтя, влез в комнату, и спокойно уселся на скамью у стены. Это был, как я позже узнал, Илья Чабан. За ним развалистой походкой пересек комнату широкоплечий детина с самодовольным выражением лица — Алексей Перлей. Вслед за ними протискался седовласый пожилой мужчина, с лицом, обезображенным экземой, — Николай Борщ. Этот нерешительно остановился на пороге.