Другое заклинание: «Я не сплю на земле. Я влезаю в ухо к своему оленю. Духи, которые приходят, не находят меня».
Между прочим, эта отрицательная форма заклинания нисколько не отрицает совпадения ипостасей. Она применяется только для того, чтобы сбить духов с толку. И смысл ее тот, что вот мое бытие имеет две ипостаси. Одна здесь, а другая на море. И вместо одной ипостаси я подставляю вам другую. Следует отметить, что перестановка ипостасей из знакомой в незнакомую, из обычной в необычную, отмечается часто на отходе, на исчезании образов. Человек разговаривает со встречным и все время принимает его тоже за человека. Наконец они расстаются. Кто-нибудь из них отходит, и вдруг на некотором расстоянии оказывается, что этот предполагаемый человек или группа людей — суть в сущности волки, вороны, горностаи, лисицы. Они улетают или убегают с криком, похожим на хохот.
Рис. 19. Дух падучей болезни двойного образа.
В юкагирской сказке, очень распространенной также и среди местного русского населения (на реке Колыме), мы встречаем морских путников, которые странствуют с острова на остров. На одном острове они встретили людей, которые жили в землянках. Эти люди щедро угостили их мясом. Но когда они от'ехали от острова, то увидели, что их бывшие хозяева не люди, а песцы.
Рис. 20. Шаманские духи-помощники двойного образа.
Точно также в различных чукотских сказках незнакомая гостья, испуганная хозяином, убегает лисицей с криком: «ка, ка, ка!» Ребятишки, внезапно испуганные матерью, превращаются тотчас в животных и спасаются бегством. Один уползает россомахой, другой улетает уткой-савкой (Anas fuligula) и т. д. Мать тоже уходит медведицей.
Точно также и Скиннер сообщает о племени Ленапе: «Дух-хранитель большей частью сперва появляется в человеческом образе и только под конец, когда он уже на уходе, человек наконец замечает его истинный образ, большей частью звериный или птичий» [15] A. Skinner . The Lenape. New-York, 1921, p. 65.
.
Другой пример: «Старик по имени Покатегемун в особом видении встретил своего покровителя. Покровитель имел человеческий образ и дал ему свое благословение. Только уже на уходе это существо вдруг закричало: „Кванк, кванк, кванк!“ Тогда Покатегемун заметил, что это в сущности утка и что даже ее тело наполовину белое, наполовину черное».
В третьем примере такое же существо неожиданно улетело прочь в образе вороны с криком: «Га, га, гат!»
В четвертом примере такие же существа сказали человеку: «Теперь мы оставляем тебя. Смотри на нас внимательно!» Они затопали по берегу, и через минуту он увидел, что они бегут рысью. То были волки. «А ведь я считал их за людей», сказал человек.
Выше были указаны такие же примеры превращений на отходе, например, якутский рассказ о том, как шаман отгоняет духов болезни, враждебных человеку, и они изменяют свою форму, обращаясь в бегство, и потом на расстоянии меняют ее снова и снова, и притом сокращаются в об'еме. Я указывал также на связь этих представлений с законом перспективы. Предметы, удаляясь, уменьшаются в об'еме. Заодно с этим они имеют полную возможность проявлять наклонность к изменению формы, точнее к проявлению другой формы, более меньших размеров, свойственной им, но скрытой от наблюдателя в начале их встречи.
Последующее развитие анимизма вносит, наконец, в эту систему превращений элемент времени, элемент последовательности. Совпадающие, сосуществующие ипостаси превращаются в фазы, которые сменяют друг друга поочередно, — сперва одна, а потом другая.
Можно напомнить, например, общеизвестное заклинание из старой русской сказки: «Сивка, бурка, вещая каурка, стань передо мною, как лист перед травою». Влез сивке в ухо и вылез оттуда такой молодец, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Из старых представлений анимизма это заклинание сохранило только влезание в лошадиное ухо, причем, разумеется, предполагается внезапное сокращение размеров, по существу совершенно двуипостасное. Новая форма, которую принимает герой, представляется уже, как последующая по времени. Сказка подчеркивает, что герой изменился, сделался иным, не таким, как был прежде. С дальнейшим развитием анимизма одна из форм становится постоянной, существенной формой бытия, другая начинает постепенно отмирать, превращаться в маску, в наружный покров, в обиталище, в футляр и даже в простое украшение, в малозначительный аксессуар.
Читать дальше