Подобным образом миллионы людей по всей земле день за днем и неделю за неделей участвуют в простой, но глубокой церемонии совместного вкушения хлеба и вина, которую установил сам Иисус менее чем за сутки до своей смерти. Вероятно, он хотел, чтобы такая трапеза помогала его последователям найти смысл этой смерти, которая действует в них, преображает их, дает им почувствовать его присутствие и любовь. Для всего этого вам не нужна стройная и логически выверенная теория. Вопрос «почему?» важен. Но мы задаем его, потому что уже увидели нечто в реальности.
Я открыл это для себя задолго до того, как узнал слова «теория» и «реальность», а также почему важно отличать одно от другого. Если уж речь зашла об этом, то представьте себе семилетнего мальчика, который почему-то оказался один в пустой комнате, переполненный чувством Божьей любви, открывшейся в смерти Иисуса. Сегодня, шестьдесят лет спустя, я не могу вспомнить, что именно в тот раз заставило меня плакать. Я вырос в типичной традиционной христианской семье и ходил в местную англиканскую церковь (которая сегодня многим показалась бы весьма скучной), поэтому я знал многие молитвы, гимны и библейские отрывки, которые, возможно, внезапно «дошли» до меня. Даже старомодный язык Библии короля Якова не мог лишить силы эти простые библейские стихи: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин 3:16); «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим 5:8); «Я живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Гал 2:20); «Ни смерть, ни жизнь… ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим 8:38–39) и т. п.
И еще существовали – по крайней мере, в той традиции, к которой принадлежу я, – прекрасные гимны, такие как «Воспеваю неизреченную любовь»:
Воспеваю неизреченную любовь,
любовь моего Спасителя ко мне,
любовь к нелюбящим, показывающую,
что их могут любить.
Кто я такой,
что ради меня
Господь воспринял
слабую плоть и умер?
Вот я стою и пою:
нет другой столь же божественной истории;
никогда, любимый Царь, не было любви,
никогда не было скорби, подобной твоей!
Это мой Друг,
в прославлении которого
я с радостью проводил бы
все свои дни [3] Слова Сэмюеля Кроссмана (1624–1683), AMNS 63.
.
Или другой, менее богатый в поэтическом и богословском отношении, но все же незабываемый популярный гимн Сесил Франсис Александер «Там вдалеке зеленый холм»:
Там вдалеке зеленый холм
за городской стеной,
где был распят любимый Господь,
который умер, чтоб всех нас спасти…
О, как сильно он возлюбил нас!
И мы тоже должны любить его,
уповать на его искупительную кровь
и пытаться поступать, как Он [4].
Совсем в другой поэтической плоскости находится величественное стихотворение Джона Генри Ньюмена «Слава Пресвятому в вышних», которое я знал в качестве гимна задолго до того, как услышал его в знаменитой оратории Эдуарда Элгара «Сон Геронтия»:
О, любящая мудрость Бога нашего!
Когда все покрыл грех и позор,
второй Адам пришел
сразиться и спасти.
О, премудрая любовь! Те плоть и кровь,
что в Адаме пали,
вновь должны сразиться с врагом,
сразиться и одолеть…
О, щедрая любовь! Тот, кто ради человека
поразил врага как Человек,
должен ради человека
претерпеть как Человек двойную муку.
И скрытно в саду,
и высоко на кресте —
он должен учить своих братьев и вдохновлять их
на страдание и на смерть [5] Слова Джона Генри Ньюмена (1801–1890), AMNS 117.
.
Наконец, самый известный (по крайней мере, в моей традиции) гимн Страстной пятницы – глубокое размышление Айзека Уоттса над словами из Послания к Галатам (6:14) «Когда я взираю на дивный Крест»:
Когда я взираю на дивный Крест,
на котором умер Князь славы,
то считаю ущербом свои величайшие достижения
и презираю все то, чем гордился…
Будь вся вселенная моей —
она была бы слишком скромным приношением;
такая удивительная и божественная любовь
требует отдать мою душу, мою жизнь – все, что я имею [6] Слова Айзека Уоттса (1674–1748), AMNS 67.
.
Я пел все эти гимны наряду со многими другими множество раз и знаю некоторые из них наизусть. О том же самом говорила и простая англиканская литургия, в которой я участвовал каждое воскресенье: многие молитвы там заканчивались словами «благодаря любви Спасителя нашего, Иисуса Христа» или «благодаря деяниям и смерти Иисуса Христа, Господа нашего». Поскольку я часто слышал величественные, но одновременно глубоко личные слова молитвы Томаса Кранмера, лежащей в основе евхаристического богослужения, я запомнил их наизусть:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу