Георгий Кочетков - Беседы по христианской этике. Выпуск 5 - Что такое справедливость. Несвятая ложь. Усилие и насилие

К вопросу о неверующих родителях: «Кто выполняет волю Отца Моего, тот Мне и матерь, и братья». Достаточно ли нейтральных отношений с матерью?

Смотря что вы понимаете под нейтральными отношениями. Я сказал, какого минимума отношений требует закон. Почитание родителей должно быть во всех случаях, пока вы считаете отца отцом, а мать – матерью. Отречение друг от друга – изобретение XX века.

В чем разница между злом и грехом?

Разница тонкая: зло – особый дух, грех – деяние, которое этим духом, этой силой порождено.

В связи с ситуацией, которая касается меня лично, возникает острое ощущение несправедливости, но я не могу различить, где несправедливость ситуации, а где мое восприятие, связанное со злом, которое внутри меня. Это мешает мне не проходить мимо зла.

Верно. Многие именно на этом камне и спотыкаются, встречаясь со злом, и не могут определить, то ли им кажется, что это зло, то ли это действительно зло. Помните, в раю было дерево «познания добра и зла»? Так вот, добро и зло нам надо познавать, чтобы их различать. Можно было бы не познавать, если бы не начинали этого делать до нас. Н.А. Бердяев сказал: «Лучше было бы не познавать добро и зло, но если уж познали, то надо их знать очень хорошо». В этом заключается одна из важных сторон духовной жизни.

Если человек не может до конца исполнить Закон Божий вне Церкви, означает ли это, что мирская жизнь никогда не достигнет совершенства и всегда будет в чем-то несправедлива?

Бесспорно, это так. Вне Церкви можно говорить только об элементах справедливости и правды. Своя доля правды есть в любой этической философии, религии, но только доля. Причем в них обычно еще и сложно перемешаны правда и неправда, справедливость и несправедливость.

Не бесполезно ли в таком случае бороться с несправедливостью? Ведь она неискоренима.

Для чего же люди идут в Церковь? Несправедливость искоренима, хотя в этом мире и не до конца. Мы еще только должны будем прийти к той «земле, на которой правда живет». Это очень серьезное для нас движение – в эту сторону. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». А человек, не знающий, что все законы восходят к Небесам, при всей своей искренности и при всех своих каких-то достижениях, связанных с голосом совести в нем, никогда твердого основания для правды в себе иметь не будет. И хотя мы очень высоко должны ценить и ценим все достижения мирского человека – ведь ему намного труднее, чем нам, – тем не менее это не означает, что ему не нужен Бог.

Не могли бы Вы рассказать о Вашем участии и об участии других духовных лиц в августовских событиях? [2] Речь идет о путче ГКЧП 19 августа 1991 г. – Прим. ред.

Мое личное участие было непосредственным: я был в это время у себя в храме и ходил крестным ходом по Большой Лубянке, несмотря на все запрещения и странную реакцию людей, которые подходили и спрашивали: «Что это?» Что же касается участия других духовных лиц, то всем известно, как реагировал патриарх. Удивительным образом: сразу, очень однозначно, прямо с утра 19 августа он отменил в Успенском соборе в духовных прошениях – ектеньях – прошение о властях. Он изменил текст традиционной молитвы, как только обо всем узнал, и распорядился молиться лишь о стране и о народе. В прессе были попытки жесткого противопоставления патриарха синоду и всему остальному епископату, может быть и небезосновательные, но нетактичные и непродуманные, потому что они поставили патриарха в очень неудобное положение. Не мог же он после победы над ГКЧП заставить весь синод пойти в отставку. Церковь ставила задачу: пусть путем компромиссов, но все-таки удержать на плаву церковный корабль. Она от компромиссов не отвыкла. Церковные иерархи не знали, победят ли путчисты; и если бы, допустим, они победили, а они бы все уже высказались против, что тогда? Поэтому тогда патриарх лишь один высказался против путчистов, хотя путчисты почти победили, и ни из чего нельзя было внешне увидеть, что они будут вскоре свергнуты. И это означало, что если бы они все-таки победили окончательно, патриарха бы сняли или он сам должен был бы уйти в отставку. Но церковная структура сохранилась бы. Это было очень смело, ибо исход можно было предвидеть и предчувствовать только через откровение. Но увы, церковь часто в истории попадала и попадает в ситуацию выбора из двух зол меньшего. Тут нам уже нужно ставить вопрос: почему она попала в такую ситуацию? Не вся церковь, впрочем, а известного качества церковное руководство…