Таков закон жизни, и подобно любому закону он транссубъективен, но его неизменность и универсализм выявляют омрачающее жизнь страдания. И санкхья, и упанишады признают единственный путь к спасению — правильное знание истинной природы духа. Первый шаг на пути усвоения этого спасительного знания — отказ от представления о духе, наделенном свойствами, качествами или атрибутами. Это — уже своего рода отрицание страдания, отношение к нему как к объективному явлению вне сферы сознания, иначе говоря, не подлежащему оценке, очувствованию (ибо все «оценки» и «чувствования» это прерогатива интеллекта). Страдание существует постольку, поскольку жизненный поток уподобляется «Я». Такое уподобление — иллюзия, ее можно легко развеять. Когда дух познан и осознан, оценки нивелируются, страдание больше не воспринимается как страдание и как не-страдание, оно — лишенный очувствования чистый факт. Как только мы осознали, что «Я» свободно, вечно и неактивно, мы перестаем присваивать страдания, чувства, желания, мысли.
Знание — это просто «пробуждение», открывающее сущность истинного Я , духа. Это знание приходит не с опытом, а с так называемым озарением, мгновенно раскрывая человеку глаза на высшую реальность. Как вообще может участвовать пракрити в освобождении от иллюзий? Санкхья отвечает на этот вопрос телеологическим аргументом: материя инстинктивно подвигается, избавляя от себя пурушу. Интеллект (буддхи) — тончайшая манифестация пракрити — облегчает процесс освобождения, служа ступенью к откровению. В момент самооткровения интеллект — вкупе с остальными психоментальными (т. е. материальными) элементами, ошибочно приписываемыми пуруше, — отделяется, «отшелушивается» от духа и растворяется, исчезает в Субстанции, подобно "танцовщице, исполнившей прихоть мэтра и покинувшей сцену". [139] Это сравнение встречается нередко как в «Махабхарате», так и в трактатах санкхьи; см.: «Санкхья-карика» 59, «Санкхья-сутра» III 69.
"Нет ничего чувствительнее пракрити; она говорит "меня узнали" и исчезает навсегда с глаз духа" ("Санкхья-карика" 61). Это состояние "освободившегося при жизни" (дживанмукта): святой еще жив, ему еще предстоит завершить свою карму; так набравшее обороты гончарное колесо продолжает вращение по инерции, хотя горшок уже готов ("Санкхья-карика" 67; «Санкхья-сутра» III 82). Когда в момент смерти святой покидает свое физическое тело, дух (пуруша) полностью освобождается.
Санкхья-йога полагает, что дух нерожденный не может умереть; не будучи в рабстве — не рвется на волю (т. е. не ищет собственного освобождения); "несвободный — он не жаждет свободы" (Гаудапада, «Мандукья-карика» II 32). "Его бытие таково, что из этих двух возможностей одна исключает другую" ("Санкхья-сутра" I 160). Дух чист, вечен и свободен; он не может быть связан ни с кем, кроме самого себя. Но человек уверовал: мол, пуруша порабощен, и его можно освободить. Таковы иллюзии нашей психоментальной жизни. Мы потому воспринимаем освобождение как драму, что рассуждаем с человеческой точки зрения. В действительности дух — только «наблюдатель», «зритель», а «освобождение», (мукти) — только «осознание» вечной свободы. Страдание уничтожается, как только мы осознали, что оно рождается и живет вне духа, что оно заложено в человеческой «самости» (асмита).
Санкхья-йога сводит бесконечное разнообразие феноменов в один-единственный принцип — материю (пракрити), выводя из единой матрицы физический Универсум, Жизнь и Сознание. Однако она постулирует множество отдельных духов, хотя по своей природе они совершенно идентичны. Санкхья-йога соединяет совершенно разные, на первый взгляд, понятия — физический, витальный и ментальный миры, ставя особняком то, что — особенно в Индии — кажется единственным и универсальным: дух. Каждый пуруша отделен от другого, так как истинное Я не может иметь связи ни с миром, ни с другими Я . Космос населен вечными, свободными, инертными пурушами — монадами, между которыми невозможны никакие связи.
Суммируем сказанное: перед нами — трагическая и парадоксальная концепция духа, и она не раз подвергалась нападкам со стороны буддистов и ведантистов.
§ 142. Йога: концентрация на предмете
Первые отчетливые ссылки на йогические техники появились в брахманах и — более подробные — в упанишадах. Но уже в Ведах упоминались аскеты и фанатики экстаза, владевшие разными комплексами практической пара-йоги и управлявшие "волшебными силами" (см. § 78). Издавна термин «йога» обозначал любую технику аскезы и любой прием медитации; они почти повсеместно практиковались в Индии — и адептами брахманизма, и буддистами, и джайнами. Наряду с этой — несистематизированной и «популярной» — йогой, постепенно утверждалось учение йога-даршана, классическая йога, позднее сведенная Патанджали в единую систему "Йога-сутры". [140] Перевод на русский язык см.: Классическая йога ("Йога-сутры" Патанджали и "Вьяса-бхашья"). Перевод с санскрита, введ., коммент. и реконструкция системы Е.П. Островской и В.И. Рудого. М., 1992. ("Памятники литературы народов Востока". CIX).
Читать дальше