Мирча Элиаде - История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства

Как и в других вероучениях, конец света в еврейских апокалипсисах предваряют многочисленные стихийные бедствия и космические аномалии: солнце взойдет ночью, луна — днем, реки потекут кровью, светила сойдут со своих орбит, деревья будут кровоточить, пламя вырвется из недр земных, камни возопиют и т. д. (3 Езд 5:4-12). Время ускорит свой бег, люди станут убивать друг друга, придут засуха и голод. [499] Ср.: Le mythe de l'eternel retour, р. 149 sq.; Р. Volz. Eschatologie, р. 150 sq. Эти клише, свойственные апокалиптической литературе, восходят к обычному сценарию древнейших мифо-ритуальных традиций: конец света и последующее за ним сотворение мира заново. (§ 12; ср. Аспекты мифа, гл. IV–V). И точно так же, как в иранской традиции, конец света сопровождается всеобщим судом и, соответственно, воскресением из мертвых.

Уже в Книге Пророка Исайи (26:19) упоминается о воскресении ("оживут мертвецы твои, восстанут мертвые тела"), но этот отрывок трудно датировать. Определенность впервые появляется в Книге Пророка Даниила (12: 13): "ты…восстанешь для получения твоего жребия в конце дней". [500] К этому же времени относится 1 книга Еноха (90:33) и труд Ясона Киренейского, написанный вскоре после смерти Иуды Маккавея; ср.: Hengel, р. 196. Весьма вероятно, что здесь также проявилось иранское влияние. [501] Иранское влияние на библейские эсхатологические представления, в том числе о воскресении из мертвых, равно как и о приходе Мессии, стало актуальным после освобождения евреев из вавилонского плена персидским царем Киром (539 г. до н. э.), который считается Божьим посланником у Второисайи (Ис. 44–45). Однако нужно принимать во внимание и представления палеолитического Востока о богах растительности (§ 11). Учение о воскресении постоянно и усердно будет провозглашаться фарисеями и встречаться в апокалиптической литературе (3 Езд; 1 Еноха 5: 1–3; 61:5; 62–14 и сл.; сирийский апокалипсис Варуха). В период Христова проповедования его воспримут все, кроме саддукеев.

Что касается Страшного Суда, то он разворачивается пред лицом ветхого Днями: "одеяние на Нем было бело, как снег, престол Его — как пламя огня… судьи сели и раскрылись книги" (Дан., 7:9-14). Енох в исступлении также видел Господа, восседающего на престоле, "запечатанные книги", и был свидетелем суда над падшими ангелами и вероотступниками, низвергнутыми в пылающую бездну (90:20; Charles. Apocrypha, 1, рр. 259–260). Образ Всевышнего на судном престоле вновь появляется в третьей Книге Ездры: грешникам уготована "печь геенны", а праведники получают воздаяние в "раю сладости" (7:33–36; Charles , II, р. 583). После Страшного Суда зло будет навсегда упразднено, растление побеждено, и истина воцарится повсюду. Концепция эсхатологического суда огнем имеет, видимо, иранское происхождение (ср. § 104).

В том же видении Ветхого Днями и Страшного Суда Даниил описывает схождение с неба "как бы Сына Человеческого". Он был подведен к Ветхому Днями, и "Ему дана власть, слава и царство" (7:13–14). Под Сыном Человеческим (т. е. Человеком) Даниил видит Израильский народ на пике эсхатологического триумфа. Это выражение ("Сын Человеческий") будет очень популярно в I веке до н. э.; с другой стороны, так назовет себя Иисус. Эллинистическому миру была хорошо знакома эта мифологическая личность, Антропос или Предвечный Человек. Миф по происхождению — индоиранский (ср. Пуруша, Гайомарт), но непосредственные прообразы "Сына Человеческого" = Человека следует искать в ирано-халдейском религиозном синкретизме (ср. § 216). Идея Первого Человека, облеченного эсхатологической миссией, не принадлежит собственно Библии. Лишь в позднем иудаизме заговорят об Адаме, предсущем творению мира. [502] Иудаизм, по сути дела, упускает из виду, что Сын Человеческий — это вариант мифа о Предвечном Человеке. Иудейская апокалиптика превозносит эсхатологическую роль Сына Человеческого, но не затрагивает вопроса о его предсуществовании; ср.: Mowinckel, Не that Cometh, р. 420 sq. Ф.А. Борш осветил надлежащим образом восточную мифологему "Царь как Предвечный Сын Человеческий"; ср.: Тhe Son of Мan in Myth and Нistorу, р. 89 sq. Концепция единства всемирной истории позволяла, таким образом, расшифровать эсхатологическую суть современной эпохи. В протвовес старым космологиям, которые объясняли прогрессирующий и неотвратимый упадок мира той или иной циклической теорией (наиболее яркий пример — индийская доктрина о четырех югах), хасидеи провозглашали Яхве единственным господином истории. В Книге Даниила и Первой Книге Еноха Бог остается центральной фигурой: зло еще не имеет воплощения в личности Противника Яхве. Оно порождено непослушанием людей (1Енох 98:4 и сл.) и восстанием падших ангелов.