Глеб Ястребов - Кем был Иисус из Назарета?

Поэтому сама концепция непорочного зачатия в дохристианском (да и послехристианском) иудаизме отсутствовала. Многие ожидали прихода Мессии, но никому и в голову не приходило, что он будет рождён только от женщины без посредства отца. Более того, такая идея вступила бы в противоречие с постулатом, согласно которому Мессия-царь должен быть прямым потомком Давида: потомство отсчитывалось по мужской линии, а значит, ни о каком девственном зачатии не могло быть и речи.

Зато языческому миру идея чудесного (и даже девственного) рождения великого человека никоим образом не была чужда. Подобные рассказы в изобилии встречаются в мифологии многих народов от Египта до Китая, причём зачастую они ходили вокруг не только (и даже не столько) выдуманных персонажей, сколько вокруг реальных исторических лиц — философов, чудотворцев, полководцев, властителей и т. д. Например, историк Светоний со ссылкой на некоего Асклепиада Мендетского сообщает о том, как был зачат будущий император Август его матерью Атией:

Атия однажды в полночь пришла для торжественного богослужения в храм Аполлона и осталась там спать в своих носилках, между тем как остальные матроны разошлись по домам; и тут к ней внезапно скользнул змей, побыл с нею и скоро уполз, а она, проснувшись, совершила очищение, как после соития с мужем. С этих пор на теле у неё появилось пятно в виде змеи, от которого она никак не могла избавиться, и поэтому больше никогда не ходила в общие бани; а девять месяцев спустя родился Август и был по этой причине признан сыном Аполлона.

Контекст и тональность Светония вполне отражают отношение к подобным историям образованных язычников: доля скепсиса, но вместе с ним и агностицизма, — ибо кто знает? Разве и в самом деле не логично предположить, что у великих людей и рождение великое?

Это сочетание мифотворчества и скепсиса было неизбывно присуще языческому миру. С одной стороны, по мере того как античная история шла вперёд, мифология пополнилась чудесными рождениями целого ряда персонажей: Александра Македонского, императора Августа, чудотворца Аполлония Тианского и т. д. С другой стороны, именно распространённость этого мотива заставляла многих язычников относиться скептически и к истории о рождении Иисуса. Например, в конце второго века Цельс в своём трактате «Правдивое слово» отметает девственное зачатие Иисуса, указывая на распространённость чудесных рождений и у персонажей мифических (Даная, Меланиппа, Авга, Антиопа), и у персонажей исторических (Платон). К сожалению, полностью аргументация Цельса нам неизвестна, ибо сохранилась лишь в тех отрывках, которые цитирует в её опровержение христианский автор Ориген («Против Цельса» 1.37). Мы видим, однако, что Ориген испытывает в данном вопросе явные затруднения. По поводу сходства с зачатием Платона он прибегает, в частности, к тому объяснению, что то лишь «настоящие басни, измышленные ввиду только благоговейного чувства перед мужем, который — как думали — превосходил других и мудростью, и добродетелью». Ориген не заметил, что лишь повторяет (и усиливает!) доводы Цельса: если выдумывать подобные вещи из «благоговейного чувства» было в порядке вещей, то почему их не могли выдумать относительно Иисуса?

Поэтому светские историки уже давно усомнились в девственном зачатии Иисуса. В течение XX века их скепсис постепенно передался историкам христианским. Исторических оснований для скепсиса немало: из нескольких десятков ранних текстов о девственном зачатии Иисуса говорят только два, причём это тексты достаточно поздние (конец I века). Что касается источников более ранних, они не только молчат на сей счёт, но и как будто указывают в противоположную сторону. Например, в Послании Павла к Римлянам (50-е годы) цитируется первохристианское исповедание, согласно которому Иисус был рождён «от семени Давидова по плоти» (Рим 1:3). Последнее проще всего понять в том смысле, что физическим отцом Иисуса был Иосиф, потомок Давида. Обычным прозвищем Иисуса также было «Иисус, сын Иосифа» (Ин 1:45; Лк 3:23). И, как мы уже сказали, те два единственных текста, которые говорят о непорочном зачатии, отражают в данном отношении языческую, а не иудейскую ментальность.

В настоящее время даже многие христианские богословы сильно сомневаются в непорочном зачатии. Они рассуждают так: исторические трудности столь серьёзны, что, прежде чем упрямо цепляться за старое учение, необходимо спросить, насколько оно незаменимо для христианства. Здесь вскрылась ещё одна богословская трудность, оказавшаяся в каком-то смысле серьёзнее трудностей исторических. Как известно, фундаментальное учение традиционного христианства об Иисусе предполагает не только полную и стопроцентную его божественность, но и его полное и стопроцентное человечество: «во всём подобен нам, кроме греха» (халкидонский догмат). До XX века никаких противоречий с девственным зачатием здесь никто не видел. Однако с развитием генетики встал вопрос: как Иисус мог быть подобен нам, если у него не было человеческого отца? Ясно, что при отсутствии человеческого отца он должен был даже генетически быть устроен совершенно иначе, чем кто-либо из людей (т. е., по сути дела, не быть человеком в обычном смысле слова). Сторонники девственного зачатия решают эту проблему ссылкой на чудо: несмотря на девственное зачатие, Иисус всё же был человеком. Их противники отвечают, что традиционная концепция предполагает, в сущности, не столько чудо (да и стоит ли плодить чудеса без надобности?!), сколько некую юридическую фикцию, при которой Иисус считается человеком, хотя под определение homo sapiens не подходит.