Сергей Бычков - Евангелие от Сергея

2. По закону, свидетели обязаны были первыми бросить камни в приговорённого к смерти.

41

Стоило Марии приехать домой, как мать засыпала её вопросами.

— Как там Елисавета? Как протекает её беременность? Когда рожать ей? А Захарий — то как? Поди рад до смерти?

Вопросы сыпались и сыпались и, казалось, им не будет конца, а у Марии всё плыло перед глазами после пятидневного равномерного покачивания на осле. Она до того устала за дорогу домой, что даже не переживала перед страшным разговором с матерью, который, всхлипывая, репетировала всю дорогу. Она машинально отвечала на вопросы матери, а после съеденного супа звуки материнского голоса стали доноситься до её сознания, будто издалека, а потом всё тише и тише и Мария уснула прямо за столом.

— Иди ложись на кровать, — растормошив Марию, сказала мать и Мария, словно лунатик, поплелась на своё место.

Проснулась Мария задолго до рассвета и, не открывая глаз, лежала, обдумывая предстоящий день.

— Кому вперёд признаться — маме или Иосифу? Лучше — маме. Может, она поймёт меня, как понимала всегда. Поймёт и простит? Нет мне прощения! Нет. Надо сказать Иосифу. Пока он обратится в синедрион, пройдёт какое-то время, в течении которого мама ничего не будет знать, а значит, и переживать за её судьбу. Так я и сделаю, пойду сегодня к Иосифу и всё расскажу. Попрошу его сжалиться над моими родителями, пусть они узнают всё в последнюю очередь.

День прошёл, как обычно. Она помогала матери по хозяйству, отвечала на её вопросы, рассказывала про дорогу, а сама всё ждала вечера, чтобы пойти к Иосифу.

Неожиданно он заявился сам.

— Здравствуй, Мария, — радостно произнёс Иосиф, ворвавшись в дом, — я только что узнал, что ты приехала. Как ты? Как поездка? Как твои родственники в Вифании? Как дорога?

Мать засуетилась, пригласила Иосифа за стол, но он отказался и с нежностью смотрел на Марию, слушая её однозначные ответы.

— Давай выйдем, Иосиф, — решилась наконец Мария, — я хочу поговорить с тобой наедине, — тихо сказала она ему, чтобы не слышала мать. 42

Он быстро сообразил, что Мария хочет ему сказать что-то важное и почему-то обрадованно сказал матери: — Мы пойдём с Марией прогуляться. Хорошо?

— Идите, идите.

— Куда мы пойдём, Мария? — спросил он, когда они вышли из дома, — может, забежим на минуточку к нам? Мама будет рада тебя увидеть.

— Нет, Иосиф, пойдём к заброшенному колодцу, а?

Мария знала, что там они никого не встретят и никто не помешает ей сделать признание.

— К колодцу, так к колодцу, — весело проговорил он, — с тобой хоть куда.

Иосиф стал рассказывать, как суетится его мать, готовясь к их свадьбе, как она планирует устроить их быт, куда поставить их кровать. Он видел напряжённое лицо Марии, какое-то отрешение в её глазах, но относил это к усталости после тяжёлой дороги и всё пытался растормошить её.

— Мария! Ну, улыбнись, я так люблю, когда ты улыбаешся.

Мария, шедшая всю дорогу к колодцу с опущенной головой, сделала жалкую попытку улыбнуться, а потом вдруг, остановившись, произнесла: — Иосиф! Там, в Вифании… Она замолчала и вдруг заплакала.

— Я виновата перед тобой, Иосиф. Там, в Вифании, я полюбила другого.

Поражённый Иосиф не мог произнести ни слова. Он опустил голову и со стороны казалось, что он внимательно разглядывает свои сандали.

— Он говорил, что любит меня, а сам сбежал, — добавила Мария и, не смея глядеть на Иосифа или желая спрятать свои глаза, отвернулась от него.

— Ну, сбежал — и слава богу, — тут же улышала она ответ Иосифа, в котором слышалось облегчение. — Дурак он, если сбежал от такой девушки.

Затем Иосиф помолчал несколько секунд и добавил: — Мы обручены перед богом, Мария. А любовь… Может, пройдёт время и ты полюбишь меня.

— Ты не понял меня, — резко повернувшись к нему, с болью в голосе произнесла Мария, — он обманул меня, он… Я беременная.

43

При этих словах Иосиф застонал и закрыл лицо руками.

— Я знаю Иосиф, мне нет прощения. Прошу тебя только об одном: не беги сразу к моим родителям, не подымай сегодня шума. Пусть они узнают последними.

Иосиф отвернулся от Марии и долго стоял, что-то обдумывая. Марии даже показалось, что он забыл про неё. Наконец, он повернулся к ней и начал говорить:

— Знаешь, Мария, Великий Гиллель сказал: *Не судите, да не судимы будете. Не судите своего ближнего, пока ты не в его положении.* Так вот, я не хочу тебя судить, на это есть бог. Я никому не расскажу то, что ты мне поведала. Спасибо тебе за правду. Ты свободна, я отпускаю тебя(1). Я всем заявлю, что ты мне не нравишся. Главное, что ты останешся жить, а дальше — живи как знаешь. Всё, Мария, иди домой.