Сергей Бычков - Евангелие от Сергея

В тот вечер, когда Мария призналась Елисавете, они проплакали всю ночь. Рассвет застал их, сидящих в тёмном Мариином закутке с опухшими лицами и болью в глазах. И вот, почти три месяца спустя, Мария почувствовала, что с ней творится что-то неладное. Часто подступала дурнота, то тошнота, то чёрные мушки начинали мелькать перед глазами. Когда Захария не было дома, она поделилась своими тревогами с Елисаветой.

— Что же ты раньше мне не сказала? — озабоченно произнесла она, — а я- то, старая дура, даже и не подумала, что это может случиться. Да ты, сестра, беременна.

Если бы вдруг грянул гром и в дом ударила молния, то это бы меньше поразило Марию, чем то, что сказала Елисавета.

— Что же я теперь родителям скажу? — с ужасом в голосе произнесла она. Что же теперь будет?

— Может, сделать аборт? — то ли подумала вслух, то ли спросила Елисавета. — У нас в городе есть хорошая бабка-повитуха.

— Ну и что? — плача ответила Мария, — я же всё равно не смогу обмануть маму, Иосифа. Я должна всё им рассказать.

— Но тебя убьют, — с ужасом в голосе произнесла Елисавета, — как только ты признаешся Иосифу, так тебя забросают камнями. Тут думать надо. Если не хочешь к бабке повитухе, так давай я тебе травок напарю. Глядишь, помогут и выйдет из тебя грех наш.

Две недели она почти насильно поила почерневшую от горя Марию настоями разных трав, но так ничего и не произошло. Видя, что это не работает, Елисавета решила попытать другой способ. Зная, что езда

37

на осле для беременной женщины равносильна аборту, она решила отправить Марию домой в надежде, что она по дороге скинет. Ну, а если нет, то это всё равно лучше того, что она появится дома, когда живот уже под подбородок будет.

— Езжай-ка ты, сестрица, домой, — завела она разговор, — нельзя тебе дольше оставаться, живот за версту видно будет. А так, бог даст, что-то решится. У меня же решилось.

В ту памятную для них ночь Елисавета, к величайшему ужасу Марии, рассказала ей всё. И про Иоанна, и про беременность, и про её Захарию.

— Да, сестра, так, наверное, лучше будет. Я не имею в виду живот, говоря *лучше.* Это уже не исправишь. Я о другом. Извелась я, Елисавета, спать не могу. Как закрою глаза, так и разговариваю с мамой до самого утра.

— И плачешь всю ночь. Думаешь, я не слышу? — тихо сказала Елисавета, — хорошо — Захарий спит, как дохлый осёл, а то бы полез со своими глупыми распросами.

— Я бы поехала, только как вот ты без моей помощи справишся? — спросила Мария.

— Ой, Мария! Да что я? И предстоящие роды, и Иоанн проклятый, из головы не выходящий, и ложь Захарию — всё, всё у меня ушло — все мысли, все страхи. За тебя теперь боюсь. Как представлю, что может случиться с тобой, так глаз ночью сомкнуть не могу.

Тут Елисавета спохватилась, увидев полные страха глаза Марии.

— Да не слушай ты меня, дуру старую. Обойдётся всё у тебя, и за меня не переживай, справлюсь, не волнуйся. И вот что, Мария, если по дороге вдруг хлынет из тебя — сразу правьте в ближайшее селение, к ближайшей знахарке.

— А что, это может случиться? — боязненно спросила Мария.

— Может. У любой беременной может случится и я молю бога, чтобы это случилось с тобой. Не бойся, не смертельно: срок ещё маленький. Но к знахарке обратиться всё равно надо, поняла?

Через день Мария с Нагеем собрались в дорогу. Перед тем, как им отправиться, Захарий обнял Марию.

— Спасибо тебе, — сказал он, — не знаю, что бы мы без тебя делали. Бог вознаградит тебя, Мария, за твоё доброе сердце.

Затем настала очередь Елисаветы.

38

— Помяни меня добрым словом, сестрица, если я умру при родах, — шепнула она Марии, — и прости, если что не так.

— Что ты, Елисавета, что ты! — испугалась Мария. — Всё будет хорошо. По крайней мере — у тебя.

Вернувшийся через несколько дней Нагей сообщил, что доставил Марию в целости и сохранности, а ночью у Елисаветы начались схватки.

У перепуганного Захария тряслись руки, отчего он никак не мог одеться. Ошалевший от громких стонов жены он выскочил на улицу и, вместо того, чтобы побежать к дому бабки Нехушты, побежал в другую сторону. Опомнившись, он развернулся и, наконец, найдя в темноте нужный дом, забарабанил в дверь.

— Кто ещё там? — недовольно прошамкала Нехушта.

— Это я Захарий…Елисавета…началось…

— Понятно. Иди домой, я сейчас приду. Да поставь греться воду, — ответила бабка и Захарий припустил домой.

Разведя очаг, он рысцой сбегал к колодцу и, когда Нехушта пришла, у него всё было готово.