Роман Лункин - Свобода совести в современной России

Наиболее показательным по числу поставленных задач и откровенно поднятых вопросов стал Первый Евангельский собор 2010 года. Уже тогда в тезисах собора отмечалось растущее отчуждение церквей России от других церквей постсоветского пространства, в том числе из-за политических событий в Украине, Грузии и странах Балтии. «Оранжевые» революции вызвали критику со стороны российских собратьев за участие местных церквей в политике, а русские церкви моментально стали восприниматься в качестве потенциально опасных проводников «западного влияния» в глазах российских властей.

Однако несмотря ни на что в 2010 году протестанты заявили о своем стремлении защитить идентичность и единство русскоязычного пространства евангельского движения. Как подчеркивали организаторы, «Особенно важно, что таким образом мы создадим механизм защиты от попыток «встроить» евангельское движение в привычную, и потому легко возобновляемую византийскую модель». Для преодоления византийского толкования истории соборяне ввели понятие «евангельского духа», связанного со свободной «неклерикальной» проповедью Евангелия. Эту теорию о борьбе византизма и евангелизма еще в 1990-е годы развивала Ассоциация «Союз христиан» во главе с Игорем Никитиным (умер в 2015 г.). Она позволяла подчеркнуть национальный характер протестантизма при отсутствии разработанного богословия и укорененности евангельских христиан в пределах Святой Руси, на исторической территории православия. То есть, по сути, позволяла найти то, чего не было:

«Действие евангельского духа в российской истории можно проследить задолго до князя Владимира — так, например, Он дышит в деятельности княгини Ольги и тех купцов, которые еще до официальной даты Крещения Руси строили в Новгороде, Киеве и других городах Гардарики (Руси как страны городов. — авт. ) храмы и учреждали христианские собрания. А после Крещения, которое формально христианизировало Русь, само христианство в значительной степени перестало быть свободным выбором человека, превратившись в политический проект князя и киевского престола.

Присутствие евангельского духа несомненно в жизни и деяниях великого князя и ученого Ярослава Мудрого и смиренного подвижника Сергия Радонежского; многочисленных нестяжателей и московско-новгородских реформаторов; питерской интеллигенции, ищущей в формалиновом православном государстве Победоносцева живое слово Евангелия, и многих-многих других подлинных христиан» (Направления развития Евангельского движения. Постсоборные тезисы, 2010).

Работу по формированию своей идентичности было решено на Первом соборе вести по трем направлениям: преемственность от «Апостольской эпохи и Новозаветной Церкви вплоть до сегодняшнего дня», надконфессиональность («Требуется поставить евангельскую, даже более того — христианскую идентичность выше конфессиональной, не говоря уже о юрисдикционной, принадлежности…»), неразрывная связь российского евангельского движения с русскоязычными евангельскими церквями за рубежом, а также — с евангельским движением в мире в целом.

Протестанты также видели свою роль в развитии и процветании «русского мира». Первый собор поставил задачу приглашать на соборы «лучших представителей» русскоязычного евангельского движения со всего мира и «формировать собственное представление о том, что есть Русский мир».

Украинский теолог Михаил Черенков, участник Второго евангельского собора 2011 года, писал по его итогам: «Для большинства идеологов «русского мира» православие и русский язык являются общими и обязательными скрепами, но для евангельских христиан не менее очевидны другие принципы: культурный и конфессиональный плюрализм, свобода идентификации, гетерогенность культурного и культового пространства. Мосты общения между народами, пережившими трагедию советского эксперимента, связанными языком и опытом совместной жизни, нужно строить таким образом, чтобы в полученном пространстве общения каждый субъект мог сбыться, а не забыться, найтись, а не потеряться, послужить другому, а не использовать соседа. Так что в поисках общности и в открытости к дружбе народов и культур, евангельские христиане сознательно отстраняются от политики, и сдвигают дискуссию о «русском мире» в сторону духовной культуры». Вместе с тем, российско-украинский кризис после 2014 года резко политизировал понятие «русского мира», сделал его символом «агрессии» для большинства украинских протестантов, посеял вражду между церквями России и Украины. Построение «русского мира» как в православном, так и в протестантском варианте оказалось под вопросом и, возможно, теперь отложено на несколько десятилетий.