Льюис Спенс - Таинства Египта. Обряды, традиции, ритуалы

В этом трактате мы видим, что новая теология ведет безуспешную (и безнадежную) борьбу за объединение идей Пифагора и Платона с величием египетских мифов. Это поразительный, но не единственный пример неверного использования диалектики и знания, в результате чего мысли о настоящем приобретают формы фантазий прошлого и из-за ложного пиетета игнорируют поступательное движение человечества. Вольное толкование мифа, в одинаковой степени ненаучное и неисторическое, заставляет нас удивляться, как такое вообще могло прийти в голову разумным и знающим людям. Однако за объяснением не приходится далеко идти. Более возвышенная идея Бога, очищенная и разъясненная религиозная интуиция не всегда находят замену старому символизму, чтобы выразить свое видение. Религия, как ни один из других институтов общества, испытывает влияние Античности и обаяния древних авторитетов. Религиозный символ вдвойне священен, когда за ним стоит вера и преданность многих поколений.

В своем толковании великого культа Исиды, который быстро распространялся в западном мире, Плутарх имел в виду две вещи. Бережно охраняя легенды и обряды этого культа, он стремился каким-то образом нейтрализовать его определенную аморальность и предрассудки. Плутарх также стремился, обсуждая столь разнообразный в своих проявлениях культ Исиды, сформировать свое отношение к мифам в целом. Мы не можем дословно воспроизвести приведенный им анализ разных попыток найти истину, лежавшую в основе египетских мифов. Некоторые из этих попыток Плутарх сразу же отбросил, как атеистические. В отношении других, которые основывались на физической аллегории, он не был столь догматичен, хотя и мог отвергнуть, как богохульную, любую попытку отождествить богов с силами природы или какими-то ее продуктами. Как позитивный вклад в религиозную философию этот трактат представляет для нас особую ценность из-за теории зла и его демонических сил и, прежде всего, из-за идеи о единстве Бога, которая является центральной мыслью всех религий».

В своем трактате «Исида и Осирис» Плутарх в основном касается аллегорий и символов, посредством которых древние толковали природу Исиды и Осириса. Он отвергает, как нечестивые, любые идеи тех, кто считал их смертными монархами. При этом Плутарх смеется над теми, кто, не задумываясь, принимает на веру все сказки и басни о них (правда, современные критики вряд ли согласятся с ним в этом). Плутарх признает, что легенда об Осирисе, вероятно, основана на фактах, но в ней настолько много аллегорий, что в конечном итоге это делает ее малопонятной.

Плутарх утверждает, что имя Исиды означает знание (по крайней мере, в толковании греков). Она собирает и составляет «священную идею, которой делится с теми, кто жаждет совершеннейшего участия божественной природы. Эта идея, которая требует соблюдения внешних обрядов и умеренного образа жизни, а также воздержания от низких страстей, удерживает неумеренность и излишества в отдаленных границах и одновременно приучает поклоняющихся ей соблюдать те суровые и строгие обряды, которые определены им религией. Считается, что таким образом они лучше подготовятся к достижению знания Первого и Высшего Разума, на поиски которого богиня зовет их. По этой причине храм Исиды называется Iseion, что является намеком на это познание вечного и самосуществующего НЕЧТО, которого можно достичь, если подойти к этому вопросу с чистой душой и строгими манерами».

По словам Плутарха, греки считали Исиду дочерью Гермеса или Прометея. Оба они были божествами, так сказать, с философским уклоном, и по этой причине греки назвали одну из муз Гермополя Исидой (или Юстиной, то есть Мудростью), которая указывает поклоняющимся ей дорогу к знаниям о божественной истине. Этих поклонявшихся называли «иерофорами» или «иеростолами», причем последние – это те, кто «носят в своих душах священную идею о богах, очищенную от всего наносного вроде предрассудков, которые могут сопровождать ее. Одновременно святой обычай, согласно которому они украшают статуи своих богов, частично в темные и мрачные тона, а частично в более яркие и светлые, кажется, идет от главной составляющей этой идеи – о том, что природа божественного именно такова – она состоит из светлых и темных сторон. А что касается того, что последователей Исиды после кончины облачают в священные одежды, то разве это не означает, что они все еще придерживаются этой священной идеи и что только она одна будет сопровождать их в загробном мире… лишь он один является истинным слугой или последователем богини, который, ознакомившись с историей этих богов, стремится проникнуть в потаенные истины, скрытые от всех, и проверяет все посредством логики и философии».