Вскоре после того, как Хрисеида была отдана отцу, Агамемнон послал двух своих герольдов в шатер Ахилла, чтобы они забрали у него его военную добычу – девушку по имени Брисеида. Герольды отправились к Ахиллу очень неохотно и, придя, встали перед героем в молчании. Но Ахилл, догадываясь, в чем состоит их поручение, спокойно заметил им, что не они обижают его. Пусть забирают девушку, не опасаясь за себя, но только сперва пусть услышат, как он клянется перед богами и смертными, что Агамемнон дорого заплатит за свое злодеяние.
В эту ночь к Ахиллу пришла его мать, среброногая морская нимфа Фетида. Она была так же разгневана, как и ее сын. Фетида посоветовала ему больше не иметь с греками ничего общего, после чего отправилась на Олимп и попросила Зевса дать на поле боя победу троянцам. Зевс не спешил согласиться на ее просьбу. Война к этому моменту уже достигла своего апогея. Даже боги сами восстали друг против друга. Афродита, естественно, была на стороне Париса, а Гера и Афина – против него. Бог войны Арес всегда принимал сторону Афродиты. Посейдон, владыка морей, симпатизировал грекам, морскому народу, издревле великим мореходам. Аполлон заботился о Гекторе и ради него выступал за троянцев, как и его сестра Артемида. Зевс в целом симпатизировал троянцам, но ему хотелось оставаться нейтральным, поскольку, когда он противостоял Гере в открытую, та начинала вести себя по отношению к нему слишком агрессивно. Тем не менее сопротивляться мольбам Фетиды он не мог. В это время у него возникли некоторые трения с Герой, которая, как обычно, догадывалась, что у него на уме. В конце концов он был вынужден пригрозить ей, чтобы она прекратила устраивать ему сцены. Гере пришлось умолкнуть, но она не прекращала размышлять, как ей помочь грекам и обвести Зевса вокруг пальца.
План Зевса был очень прост. Зная, что без Ахилла греки уступают троянцам на поле брани, он послал Агамемнону ложный сон, в котором грекам была обещана победа, если они снова нападут на троянцев. Пока Ахилл оставался в своем шатре, между греками и троянцами разгорелась страшная битва, самая ужасная из всех, которые происходили до сих пор. С троянской стены за ее ходом наблюдали царь Приам и умудренные в делах войны старейшины. К ним пришла Елена, бывшая причиной всех этих мучений и смертей, но, когда старейшины хорошо рассмотрели ее, они не смогли высказать в ее сторону ни малейшего упрека.
– Мужчины должны драться за таких, как она, – шептали они друг другу. – Ее лицо схоже с лицами бессмертных.
Она осталась вместе с ними и стала называть им имена того или иного греческого героя. Но вдруг, к их изумлению, битва затихла. Войско греков и войско троянцев разошлись по обеим сторонам поля, а в свободном промежутке, образовавшемся между ними, как оказалось, лицом друг к другу стояли Менелай и Парис. Очевидно, было принято разумное решение определить исход битвы поединком двух самых заинтересованных в победе бойцов.
Парис первым поднял оружие, Менелай поймал его быстрое копье на свой щит, а затем метнул свое. Оно прорвало тунику Париса, но не ранило его самого. Тогда Менелай выхватил меч, единственное оставшееся у него оружие, но у него сломалась рукоять. Неустрашимый, хотя и безоружный, Менелай метнулся к Парису и, схватив того за гребень шлема, свалил с ног. Он дотащил бы его до греческого лагеря, если бы в схватку не вмешалась Афродита. Она разорвала застежку на шлеме Париса, так что тот остался в руках у Менелая. Париса же, участие которого в поединке ограничилось тем, что он метнул в Менелая копье, она закутала облаком и перенесла в Трою.
А разъяренный Менелай вихрем носился вдоль троянской шеренги, тщетно разыскивая своего противника. Среди троянских воинов не было ни одного, кто не оказывал бы Менелаю помощь, ибо все они относились к Парису с ненавистью. Однако он бесследно исчез, и ни один троянец не знал, каким образом и куда. Агамемнон тотчас же обратился с речью к троянцам и грекам, объявив Менелая победителем и потребовав, чтобы троянцы выдали Елену. Это было справедливое требование, и троянцы согласились бы на него, если бы в дело по совету Геры не вмешалась Афина. Для себя Гера уже давно решила, что война не должна завершиться иначе, как гибелью Трои. Афина, слетев с Олимпа на поле битвы, внушила воину по имени Пандар мысль нарушить перемирие и пустить стрелу в Менелая. Пандар так и сделал; он, правда, только слегка ранил Менелая, но греки, разъяренные его предательским поступком, тотчас же напали на троянцев, и битва разгорелась с новой силой. «Ужас насильственный, Страх и несытая бешенством Распря», эти неукротимые и кровожадные спутники бога войны Ареса, вызывали у воинов обеих сторон стремление проливать кровь, сеять вокруг себя смерть. Там и тут начали раздаваться торжествующие клики победителей и предсмертные хрипы их жертв. По земле заструились потоки крови.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу