Эдит Гамильтон - Мифы и легенды Греции и Рима

Лучше всего этот миф изложен у Овидия. Преувеличения в описании шторма типичны для римского автора. Детальное же описание жилища бога сна свидетельствует о возможностях Овидия как бытописателя. Имена богов, естественно, римские.

Фессалийский царь Кеик был сыном светоносца Люцифера – звезды, возвещающей приход дня, и его лицо повторяло прекрасный лик его отца. Его жена Алкиона также была высокого происхождения; она была дочерью повелителя ветров Эола. Супруги преданно любили друг друга и никогда добровольно не разлучались. Но однажды Кеик был вынужден покинуть супругу и отправиться в далекое морское путешествие. У него приключились неприятности, и он собирался попросить совета у оракула, этого прибежища попавших в беду людей. Когда Алкиона узнала о его планах, она крайне обеспокоилась, даже испугалась. Рыдая, она говорила ему, что о бедствиях, происходящих на море, о мощи ветров она знает, как никто другой. Ведь во дворце своего отца она наблюдала за ними с детства, видела штормы, которые они вызывают, черные тучи, которые они гонят по небу, и ужасные желто-красные молнии. «И столько же раз, – рассказывала она, – я видела на берегу обломки кораблей, выброшенные волнами. О, не езди никуда! А если я не могу тебя убедить, то хоть возьми меня с собой. Я же вынесу все, что только может с нами случиться».

Кеик был глубоко тронут ее словами. Он знал, что она любит его не меньше, чем он ее, но ему не хотелось отказываться от своих намерений. Он, кроме того, был уверен, что должен получить совет оракула, и поэтому и слышать не хотел о том, что она будет делить с ним все связанные с путешествием опасности. Алкионе пришлось уступить и отпустить его одного. Когда она прощалась с ним, на сердце у нее было так тяжело, словно она предвидела все, что им предстоит. Она простояла на берегу, пока его корабль не скрылся из глаз.

В эту же ночь на море разразился ужасный шторм. Все ветры, встретившись вместе, устроили между собой сумасшедшую схватку и поднимали волны высотою с гору. Дождь лил такой стеной, что казалось, будто все небо изливается в море, а море собирается добраться своими волнами до неба. Все, кто плыл на этом утлом и уже потрепанном волнами суденышке, были охвачены ужасом. Все, кроме одного, который думал только об Алкионе и радовался, что она – в безопасности. И ее имя было у него на устах, когда корабль утонул и над ним сомкнулись волны.

А Алкиона считала дни. Она, стараясь занять себя, соткала мужу ко дню его предполагаемого приезда новые одежды. Себе она тоже соткала одежды, чтобы выглядеть такой, какой Кеик в первый раз увидел ее. Много раз в день она молилась за него богам, больше всего Юноне. Богиня была тронута этими молитвами, которые тем более возносились за мертвого человека, как за живого. Она позвала к себе вестницу богов Ириду и приказала ей отправиться в жилище бога сна Сомна и просить его послать Алкионе сон, из которого она узнает правду о Кеике.

Обитель Сомна была расположена неподалеку от мрачной страны киммерийцев, в глубокой долине, куда никогда не заглядывает солнце, и все окутано мглой вечных сумерек. Там не кричат петухи, не лают сторожевые псы, не шуршат под ветерком ветки, мирную тишину не нарушает ни один разговор. Единственные звуки здесь – это тихое журчание манящих ко сну струй Леты, реки забвения. Перед входом в жилище Сомна цветут маки и множество усыпляющих трав. А внутри его на мягком-премягком ложе, покрытом черными простынями, возлежит сам Сомн. Именно туда и направилась Ирида, одетая в свой многоцветный плащ, соскользнув по радуге на землю, и затемненное жилище Сомна сразу озарилось радужным сиянием, распространившимся от ее одеяния. Но даже и при свете ей было очень трудно заставить бога поднять свои тяжелые веки и понять, что от него требуется. Как только Ирида удостоверилась, что он действительно пробудился и ее поручение выполнено, она поспешила прочь, боясь, что в этом жилище и она может навеки заснуть.

Старый Сомн разбудил своего сына Морфея, умевшего принимать вид любого из человеческих существ, и передал ему приказание Юноны. На бесшумных крыльях Морфей устремился на землю и предстал перед ложем Алкионы, приняв облик утонувшего Кеика. Нагим, со стекающей по его телу водой он склонился над Алкионой.

– О, моя бедная жена! – произнес он. – Взгляни, я – твой супруг. Узнаешь ли ты меня или меня так страшно изменила смерть? Меня уже нет в живых, Алкиона. Когда волны уже совсем захлестывали меня, на моих устах было твое имя. Никаких надежд у меня нет. Подари только мне свои слезы, не оставь меня неоплаканным.