Томас Кейтли - Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья

При разделе захваченного у Генриха Льва Саксония была разделена. Значительная ее часть отошла архиепископу Кельна, Бернар Анхальтский, сын Альбрехта Медведя, получил значительную часть от оставшегося. Прекратила существовать верховная власть Саксонии над Гольштейном, Мекленбургом и Померанией, а Любек стал свободным имперским городом. Ни Бернар, ни архиепископ Кельна были не в состоянии укрепить свою власть над вверенными им территориями, и повсеместно распространилось не сдерживаемое никакими законами насилие. «Не было короля в Израиле, и каждый делал то, что сам считал правильным», – сказано в летописи [110].

В данном случае мы вновь сталкиваемся с примером действия принципа естественного замещения. Именно период волнений и анархии, последовавший за изгнанием Генриха Льва, послужил импульсом к строительству и расширению городов на севере Германии. Вольные германцы, как их описывал Корнелий Тацит, считали ниже своего достоинства запираться за стенами и рвами, и, похоже, их потомки саксонцы унаследовали подобные представления, поскольку в этой стране не было городов до времен Генриха Птицелова. В качестве мер защиты от норманнов, славян и мадьяр этот монарх повелел участки земли огораживать земляными валами и рвами, за которыми концентрировалась одна треть обрабатываемых земель округи, на которых должен был поселиться каждый девятый житель. Чтобы придать этим местам значимость, в них должны были проводиться судебные заседания. Набирая силы вместе с ростом населения, эти города стали способны противостоять натиску врагов и предоставлять убежище и защиту жителям открытой местности. Прочие города, такие как Мюнстер, Оснабрюк (Оснабург), Падерборн и Минден, разрастались из-за желания людей селиться ближе к аббатствам, церквам и резиденциям епископов, где они могли найти поддержку во времена материальной или духовной нужды, а также получить защиту благодаря проявляемому к церквам почтительному отношению. Третий тип городов своим происхождением был обязан тому беспокойному периоду, который здесь описывается. Так, жители с открытой местности, жертвы притеснений и тирании, бежали туда, где в обмен на свою покорность они могли бы получить хоть какую-то защиту, и строили дома у подножия замков каких-нибудь влиятельных феодалов. Такие города постепенно наращивали свою силу, пользуясь расположением императоров, которые, как и другие монархи, видели в них союзников в противостоянии чрезмерному влиянию церкви и знати и охотно одаривали их значительными привилегиями. Так появился прославленный Ганзейский союз, к которому прямо или косвенно принадлежал практически каждый сколь-нибудь значимый город в Вестфалии.

Однако рост городов и то процветание с улучшением системы регулирования социальных отношений, которое они несли с собой, не были единственным результатом изгнания Генриха Льва. Есть серьезные основания полагать, что именно в этот период в Вестфалии были учреждены суды фемы, или тайные трибуналы. По крайней мере, самый ранний документ, в котором есть четкое и однозначное упоминание о них, датирован 1267 годом. Это был инструмент, при помощи которого граф Марка Энгельберт освободил некоего Гервина Кинкенродского от феодальных обязательств для получения в наследство Брока, который находился в графстве Марк. Это, как утверждается, произошло в месте под названием Берле, на суде председательствовал Бернард Хенедорпский, и был составлен приговор фемы. Под приговором фемы во все времена понимались те, что тайно выносились вестфальскими трибуналами, следовательно, здесь имеется четкое и явное доказательство существования подобных судилищ в то время. В другом документе, датированном 1280 годом, снова в качестве свидетельств появляются приговоры фемы, и после этого они начинают встречаться все чаще.

Таким образом, обнаруживается, что менее чем через полвека после изгнания Генриха Льва суды фемы повсеместно действовали в Вестфалии, и нет ни малейших намеков на их существование до этого времени или достаточно убедительных доказательств, чтобы считать их более древними учреждениями. Не будет ли достаточно правомерным принять точку зрения тех, кто датирует их появление первой половиной XIII века и объясняет это анархией и бесправием, последовавшими за устранением власти, которая до сих пор держала в рамках знать и простолюдинов? И не лишена ли смысла гипотеза, что некоторые отважные и порядочные люди пришли к тайному соглашению осуществлять жестокое возмездие нестерпимому злу, охватившему страну, и сочли целесообразным прибегнуть к тем мерам поддержания гражданского порядка, которые постепенно переросли в тайные трибуналы? А может быть, какой-нибудь влиятельный правитель, действуя исключительно из эгоистических побуждений, разработал план общества и назначил собственных судей, чтобы первым написать о них? [111]