Рудольф Штайнер - Умирание земли и жизнь мира

Делая подобное наблюдение, человек бывает уже недалек от признания того, что констатирует наука о духе: а именно, что мы воспринимаем наше окружение в гораздо более широком объеме, чем мы это сознаем. Когда вы идете по улице, встречаете человека, который только что вышел из-за угла и которого вы поэтому не могли видеть — у нас будет чувство, что вы все же видели его раньше, в бесчисленных случаях у вас может явиться такое чувство, что вы уже видели что-либо прежде, чем это действительно произошло. Это верно: мы уже заранее находимся в душевно-духовной связи о тем, что мы воспринимаем впоследствии. Это действительно так, только мы бываем «оглушены» последующим чувственным восприятием и мы действительно упускаем из виду то, что происходит в интимных глубинах душевной жизни.

Это опять-таки нечто такое, что происходит подобным лее образом, как образование памяти, или как то, что я изложил как чувство благодарности по отношению ко всем окружающим явлениям. Умершие могут говорить к нам только через ту стихию, которая проходит через наши, пронизывающие жизнь, сновидения. С этим интимным, подсознательно происходящим восприятием говорят умершие. И это возможно для них, когда мы в состоянии жить в общем с ними духовно-душевном воздухе, Ибо, когда они хотят говорить с нами, им необходимо, чтобы мы восприняли в наше сознание нечто из того, что я только что развил, как чувство благодарности по отношению ко всему, что нам раскрывается. Если в нас совершенно нет этого чувства благодарности, если мы не в состоянии быть благодарными миру, за то, что он дает вам возможность жить, что он все время обогащает нашу жизнь новыми впечатлениями, — если мы не в состоянии углубить нашу душу чистыми и постоянными воспоминаниями о том, что, собственно, вся жизнь целиком есть дар: — умершие не найдут с нами общего воздуха. Ибо они могут говорить с нами через только чувство благодарности, иначе между ними и нами — стена. Вы увидите, сколько препятствий встает именно тогда, когда вопрос идет об общении с умершими. Ибо, как мы видели из предыдущих соотношений, вопрос всегда в общении с теми умершими, с которыми мы кармически связаны. Если, потеряв их, мы желаем, чтобы они были снова в живых, то мы не можем подняться до мысли: мы благодарим за то, что они с нами были совершенно независимо от того, что они уже не с нами — и у нас нет чувства благодарности именно по отношению к тому, существу, к которому мы хотим приблизиться. Тогда оно нас не находит или по крайней мере не может с нами говорить. Именно ощущения, очень часто переживаемые по отношению к близким умершим, являются препятствием к тому, чтобы умершие могли говорить о нами. Другие умершие, не связанными с нами кармически, обыкновенно с большим трудом говорят с нами, но по отношению к близким мы слишком мало испытываем ощущение, что мы им благодарны за то, что они в жизни имели значение для нас, и такое ощущение, что мы не должны удерживать представление о том, что они уже не с нами, ибо в более широком смысле жизни — это неблагодарное ощущение. Достаточно только уяснить себе, насколько чувство утраты перевешивает все остальное, тогда можно будет учесть все значение того, что я говорю. — Мы думаем, мы потеряли дорогого близкого. Тогда мы действительно должны уметь подняться до ощущения благодарности за то, что мы его имели. Мы должны уметь самоотверженно думать о том, чем он был для вас до своей смерти, а не о том, что мы теперь ощущаем оттого, что он больше не с нами. Ибо, чем дольше мы можем ощутить, чем он был для нас при своей жизни, тем легче находит он возможность говорить с нами, тем больше будет у него возможности подойти к нам со своими словами сквозь общий воздух благодарности.

Правда, для того, чтобы все более и более сознательно вступать в мир, из которого это исходит, необходимо еще многое другое. Предположим, вы потеряли ребенка. Необходимое чувство общности вы можете пробудить в себе, например, представив, как вы сидите с ребенком, играете с ним, так что вас игра интересует в такой же степени, как самого ребенка. И если вы можете таким образом думать о ребенке, чтобы игра интересовала вас в такой же мере, как и самого ребенка, у вас будет соответствующее чувство общности, точно так же, как только тогда имеет смысл играть с ребенком, если можешь сам стать точно таким же ребячливым, как сам ребенок. Это создает атмосферу, необходимую для чувства общности.

Итак, если представляют себе, что играют с ребенком и очень живо переносятся в это представление, то создается место, на которое может упасть направление нашего и его взгляда. Если я в состоянии постичь, что говорит умерший, я нахожусь с ним в сознательной связи. Этому опять-таки может способствовать многое.