Рудольф Штайнер - Умирание земли и жизнь мира

Когда же, напротив, появляется печаль, в особенности, по отношению к умершим в позднем возрасте, то ее нельзя обозначить как «эгоистическую» и она больше всего питается размышлением, что умерший «берет нас с собой», если он умер в более старом возрасте. Он не теряет нас, если мы пытаемся приготовить себя к встрече с ним. Поэтому мы можем память о поздно умершем оформить более «индивидуально», более в сфере мысли, мы можем продолжать оставаться соединенными с ним в мыслях, которыми мы при жизни общались с ним, если мы постараемся не быть по отношению к нему неприятным собеседниками. Он остается с нами, но странным образом, если у нас такие мысли, которых он вовсе не может воспринять. Мы остаемся с ним, но мы можем стать ему в тягость, если он принужден тащить нас за собой, раз у нас нет таких мыслей, с которыми он может соединиться, которые он может соответствующим образом духовно созерцать.

Подумаете, насколько конкретными являются наши отношения к умершим, раз мы можем действительно духовнонаучно осветить наши отношения к умершим, раз мы действительно в состоянии окинуть взором все отношение живых к умершим. В будущем для человечества будет очень важно окинуть это взором. Как тривиально это ни звучит — потому что можно сказать, что каждое время есть «переходное время»: все же наше время есть переходное время. Наше время должно перейти в более духовное время. Оно должно знать, что приходит из царства умерших, должно знать, что мы также окружены умершими, как мы здесь окружены воздухом. В будущем это просто будет реальным ощущением: если кто-нибудь умер более старым, мы не должны становиться в тягость, но мы становимся ему в тягость, если мы несем в себе мысли, которых он не может принять в себя. Подумайте, как может обогатиться жизнь, если мы это примем в себя. Только таким образом совместная жизнь с умершими станет реальной. Я часто говорил: духовная наука не стремится основать некую религию, не хочет принести в мир сектантство, иначе ее совершенно неверно понимают. Напротив, я часто подчеркивал, что она может углубить религиозную жизнь людей, создавая реальные основы. Конечно: память об умерших, культ умерших имеет свою религиозную сторону. Когда жизнь освещается духовно — научно, то подводится основа под эту сторону религиозной жизни. Вещи перестают быть абстрактными при правильном отношении к ним. Так, например, для жизни не безразлично, совершается ли правильные поминки по молодому умершему или по старому. Ибо тот факт: совершаются ли правильные или неправильные поминки по умершем, т. е. поминки, не исходящие из сознания о том, что такое рано умерший человек и что такое старый умерший этот факт для совместной жизни людей гораздо важнее, чем какое-либо решение совета общин или парламента, как бы странно это не звучало. Ибо действующие в жизни импульсы сами проявятся из человеческих индивидуумов, когда люди станут в правильное отношение к миру умерших. В наше время люди хотели бы все устроить путем абстрактной структуры социального порядка. Люди рады, когда им приходится мало думать о том, что им делать. Многие даже рады, если им мало приходится размышлять над тем, что они должны думать.

Но совсем иное дело» когда обладают живым сознанием, — не с пантеистической, а в конкретной совместной жизни с миром духа. Можно предвидеть, что религиозная жизнь будет пропитана конкретными представлениями, если эта религиозная жизнь будет углублена духовной наукой. В 869 году на восьмом вселенском соборе в Константинополе «дух» был отменен для западного человечества. Тогда было возведено в догмат, что католики не должны считать человека состоящим из тела, души и духа, а только из тела и души, а душе были приписаны также и «духовные» качества. Эта отмена духа имеет огромное значение. Принятое в 869 году в Константинополе решение, о том, что человека не следует понимать как одаренным «духом» и «душой», а только «одной душой рассудочной и разумной», это догмат, о том, что «душа обладает духовными качествами», — с IX века ввергли в сумерки духовную жизнь Запада. Это необходимо преодолеть. Дух должен быть снова признан. Тот, вследствие чего в Средние века считался в высшей мере еретиком, если он признавал тройственное деление — на тело, душу и дух — это должно снова считаться правильным, подлинным человеческим воззрением. Это нелегко дается тем, кто в наше время отрицает всякий «авторитет» и клянутся, что человек состоит только из тела и души, тем более, что это люди не просто какого-нибудь определенного религиозного исповедания. Почти всюду вы можете прочесть, что различают только тело и душу, и пропускают дух. Таково «непредвзятое» миросозерцание, происходящее, однако, от того, что некогда в 869 году на вселенском соборе было принято решение непризнавать духа. Но об этом не знают. Философы, ставшие мировыми известностями, так например, Вильгельм Вундт, великий философ по милости своего издателя, — но вес же мировая известность, разумеется, тоже делит человека на тело и душу, потому что он считает это «непредвзятой наукой» и не знает, что он только следует решению Собора 869 года. Необходимо обращать взор на подлинные факты, если мы хотим понять то, что совершается в мире действительности. Если в затронутой нами сегодня области обратить взор на подлинные факты, то человеку раскроется сознание о связи с тем миром, который история проводит во сне и сновидениях. История, историческая жизнь — ее можно будет увидеть в истинном свете только тогда, когда сумеют также развить истинное сознание о связи так называемых живых с так называемыми умершими. Об этом мы поговорим в следующий раз.