Четвертая причина, получившая меня к изучению личности Христа, — христианское призвание к миссионерскому служению. Скорее всего, служение читателей этих строк проходит в мире, где личность Иисуса не перестает обсуждаться на протяжении многих лет. В Америке, например, попытки открыть исторического Иисуса неоднократно освещались в журнале «Тайм», на телевидении и в других средствах массовой информации, Люди, с которыми каждый день встречаются обычные христиане, которым они призваны благовествовать, много раз слышали или читали о том, что образ Иисуса, представленный в четырех Евангелиях, исторически недостоверен, а следовательно, христианство основано на заблуждении. Но от подобной точки зрения никак нельзя отмахнуться на том лишь основании, что она расходится с многовековым учением Церкви, и что поэтому нет нужды задаваться историческими вопросами. Такой ответ не удовлетворит серьезно думающего человека, с которым вы разговорились в поезде или который случайно забрел в воскресенье в церковь в поисках ответов на самые главные вопросы. Если своими корнями христианство не уходит в реальные события, произошедшие в Палестине в первом веке нашей эры, то нам с таким же успехом можно стать буддистами, марксистами и кем угодно еще. Если Иисус на самом деле никогда не существовал или если он отличен от Иисуса, описанного в Евангелиях, которому поклоняется Церковь, значит мы с вами живем в мире иллюзии. Скептикам же можно и должно давать достойный ответ, но не просто путем утверждения Церковных традиций — протестантских, католических, евангелических и других, Нам придется переосмыслить эти традиции, открывая для себя в них то, о чем раньше доке и не подозревали.
Одним из препятствий к лучшему пониманию собственных традиций является наше историческое и культурное окружение. Будучи историком, я специализируюсь на первом веке нашей эры, так что эпоха Реформации и XVIII век выходят за рамки моей компетенции. Однако то немногое, что мне известно о последних б00 лет европейской и американской истории, позволяет охарактеризовать вызов, брошенный деятелями эпохи Просвещения историческому христианству, как достойный внимания вопрос, сформулированный, тем не менее, неправильно. Разделение на либералов и консерваторов в современном христианском мире возникло потому, что одни, осознавая насущность исторического вопроса, считали формулировку, предложенную просветителями, единственно возможной. Другие же, видя обманчивость этой формулировки, отвергли сам вопрос об историчности как ненужный. Позвольте мне, прежде всего, разобраться в необходимости вопроса, поставленного просветителями. А затем уже мы посмотрим, почему его формулировка обманчива.
Чтобы лучше увидеть закономерность исторического вопроса Просветителей, следует отступить еще на шаг назад, к событиям протестантской Реформации XVI века. Протест реформаторов против средневековой Церкви был в значительной степени направлен в защиту исторического и эсхатологического понимания христианства, противопоставленного вневременной системе. Восприятие буквального исторического смысла библейских текстов, на необходимости которого настаивали реформаторы, требовало исторического подхода. Вопрос о том, какое значение вкладывали в свои слова Иисус или Павел, в противоположность гораздо более поздней трактовке тех же слов Церковью приобрел особую важность, «Вернитесь к истокам, призывали реформаторы, — и вы убедитесь, что сложное строение Римско–католической церкви основано на заблуждении». Все это вполне соответствовало и эсхатологическому подходу реформаторов. Крестная смерть Христа, по их убеждением, была неповторимым подвигом, который их противники–католики пытались вновь и вновь воспроизвести в служении мессы. Однако есть причины считать, что, несмотря на эту основополагающую идею, реформаторы сами остановились на полпути, когда речь зашла о личности Иисуса. Евангелия по–прежнему воспринимались в качестве хранилища истинного учения и нравственных принципов, а их историчность заключалась лишь в том, что описанные в них события совершались в момент, когда бесконечная истина Божья воплотилась в пространстве и времени, а вечный акт искупления, наконец, обрел конкретные хронологические рамки. Я отдаю себе отчет в том, что это очень упрощенная картина, однако, по моему мнению, дальнейшее развитие событий вполне оправдывает такой вывод. Богословы, пришедшие на смену великим реформаторам, превратили их идеи в очередной набор непреходящих истин, послуживших строительным материалом для новой системы догматов, нравственных законов и церковного устройства, призванного по–прежнему защищать интересы традиции и подавлять всякое свободомыслие.
Читать дальше