Том Райт - Иисус. Надежда постмодернистского мира

Едва ли последователи человека, воображавшего себя Царем, но окончившего жизнь на кресте, согласились бы признать в нем истинного Мессию. Иисус не восстановил Храм. Он не только не разгромил римлян, но и cам погиб от их рук, подобно предводителям всех подавленных ими восстаний. Израиль так и не избавился от своих врагов, и миром по–прежнему правило язычество. Однако вера в Иисуса как в истинного Мессию глубоко и неискоренимо укрепилась в сознании ранних христиан, чему имеются исторические доказательства. Уже во времена Павла слово «Christos» неразрывно связывалось с именем Иисуса в нескольких различных сочетаниях. Ранние христиане продолжали пользоваться этим словом с его царственным звучанием, даже когда это было сопряжено с неудобствами и опасностью. Неизбежно возникает вопрос: «Почему?»

Едва ли можно удовольствоваться ответом: «Все дело в воскресении». Даже такое чудо не заставило бы иудеев, живших в эпоху второго Храма, поверить, будто воскресший и есть Мессия, раз они не допускали даже мысли об этом при его жизни. Если бы один из братьев–мучеников, о которых сказано в 2 Макк. 7, воскрес через три дня после перенесенных им ужасных пыток и смерти, люди сказали бы, вероятно, что в мире творятся странные вещи. Однако никому не пришло бы в голову назвать его Мессией. Потому нам следует помнить, что Иисус был распят как претендент на царский титул, о чем гласила и надпись на кресте. Воскресение окончательно доказало пораженным ученикам, что Иисус действительно Мессия, хотя его распятие, казалось бы, опровергло подобные предположения. Все это вынуждает нас вернуться к вопросу: что именно в служении Иисуса свидетельствует о его притязаниях на роль Мессии?

Самым очевидным свидетельством является поведение Иисуса в Храме. Я уже указывал, что его следует трактовать нс как попытку реформ, а как символ предстоящего суда. Кто же властен вынести приговор Храму? Царь, действующий по воле Бомжей. Так называемый «торжественный въезд» в Иерусалим и поведение Иисуса в Храме вполне соответствовали представлениям народа о царе. Ближайшей аналогией в истории Израиля можно считать въезд в Иерусалим Иуды Маккавея (2 Макк. 10, 7), которого встречали с пальмовыми ветвями после победы над язычниками и возобновления жертвоприношений в святилище. Благодаря этим событиям, Маккавеи основали династию, правившую Израилем в течение целого столетия. В поведении Иисуса четко прослеживаются те же притязания на царство.

Символизм сам по себе красноречив, однако нельзя полагаться только на него. Есть большое преимущество в том, чтобы рассматривать поступки, и только потом — их словесное объяснение. Действия Иисуса в роли Мессии сопровождаются несколькими высказываниями, содержащими в себе «царственный» подтекст и пояснявшими, порой завуалировано, значение происходивших событий. У нас есть возможность исследовать всего три такие «загадки» (Мк. 11, 27 — 12, 12; 12, 35–37).

Прежде всего встает вопрос о власти. Какой властью Иисус творил все это? Какое право он имел уподобляться Мессии, и кто дал ему это право? Встречный вопрос об Иоанне Крестителе, обращенный Иисусом к своим собеседникам, нельзя рассматривать как искусного попытку отвлечь от себя внимание. В нем скрыт ответ на их вопрос. В Евангелиях от Матфея, Марка и Луки Иисус неоднократно называет Иоанна последним из великих пророков, Илией, которому надлежало прийти. Но если Иоанн и есть Илия, то сам Иисус должен быть, по меньшей мере, Мессией. Более того, именно в момент крещения Иисус был помазан Духом на повое служение, иными словами, стал помазанником Божбим — Мессией.

Справедливость такого толкования подтверждает следующая за этим более пространная притча. История о злых виноградарях повествует о целой череде отвергнутых пророков и, наконец, об отвергнутом Сыне. Подобно многим другим, эта притча рассказывает историю Израиля, оканчивающиеся сценой суда. Однако помимо всего прочего, это еще и история самого Иисуса. Виноградари, отвергнувшие сына, навлекли на себя остекление. То же самое Иисус предсказал, а теперь и продемонстрировал, в отношении города и Храма, пренебрегших его словами. Итак, в этой притче Иисус еще подробнее поясняет свои действия.

Притча завершается загадочным замечанием о сыне и камне. «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главного угла» (Мк. 12, 10). Это цитата из Псалма 117, псалма паломников, воспевающих строительство Храма и возобновление в нем богослужений и жертвоприношений. Иисус заявил таким образом о своем намерении построить эсхатологический Храм. Кроме того, видение Даниила (Дан. 2) о камне, который, оторвавшись от горы, разбил истукана и сам превратился в царство, заполнившее всю землю, часто истолковывалось в мессианском свете. Также немало из тех, кто читал Книгу пророка Даниила в первом веке, обнаруживали у него своеобразную игру слов: «камень» («eben») и «сын» («ben») созвучны в иврите. Кульминацией истории о виноградарях является убийство ими сына. Однако именно он и есть тот самый мессианский «кaмень», который отвергли строители. Впоследствии же он лег в основание всего строения. Господству его противников (а также их Храму) пришел конец, но его Царство пребывает вовек. Это загадочное высказывание дает дополнительное, более глубокое пояснение действий Иисуса в Храме.