Том Райт - Иисус. Надежда постмодернистского мира

Итак, задавшись вопросом об отношении Иисуса к основным иудейским символам своего времени, а также о символах, избранных им самим, мы убеждаемся в преобладающем влиянии Храма и Торы. В отношении их обоих Иисус оставался приверженцем славной традиции общественной критики. И критика эта была суровой. Неверное понимание израильтянами своих национальных символов привело их на гибельный путь. Иисус делал все возможное, чтобы предостеречь своих современников, одновременно призывая всех готовых к покаянию последовать за ним по пути истинного возрождения Израиля.

Результатом предпринятых мною исследований стало выявление двух великих символических действий. Одно из них мы уже рассмотрели и вернемся к нему еще: поведение Иисуса в Храме объясняется его критической оценкой иудейской символики. Настало время перейти ко второму. Желая собрать воедино положительные символы, избранные самим Иисусом, представим себе молодого провозвестника Царства, отмечающего со своими двенадцатью ближайшими учениками величайший из израильских праздников, символизирующий освобождение, Исход, завет и прошение. Если отрицательные символы, ставшие воплощением критической оценки Иисусом своих современников, вылились в изгнание торговцев из Храма, то положительные символы его собственного подвига сошлись воедино в пасхальной горнице. Осознание этого подводит нас к главной теме следующей главы.

Чтобы подвести итоги последних трех глав, позвольте мне в трех пунктах изложить результаты наших исследований.

Прежде всего, в свете сказанного не следует удивляться, что в представлении многих Иисус «совращал народ с пути истинного» Иудеи обладали целым арсеналом определений для людей, проповедовавших чуждые учения и совершавших чудеса и знамения с целью заставить израильтян нарушить верность традициям предков. Лжепророк, непокорный священник, непокорный сын — многое свидетельствует о том, что в определенный момент времени Иисусу было брошено каждое из этих обвинений. В частности, раввины более позднего периода изображали Иисуса неким чародеем, выступавшим в роли лжепророка. В основании этого, вероятно, лежит один из моментов суда Каиафы.

Во–вторых, теперь у нас есть возможность ответить на один из древнейших вопросов о Божьем Царстве «С точки зрения Иисуса и в свете его служения, к какой эпохе принадлежало Царство Более, к настоящему или будущему?» С учетом места, которое, наряду с другими проповедниками царства и предводителями пророческих и мессианских движений, занимал в контексте иудаизма первого века пашей эры сам Иисус, ответ на этот вопрос очевиден. Задав его Бар–Кохбе в 133 году нашей эры, вы бы услышали: «Верно и то, и другое. Отрицать то, что Царство относится к настоящему времени, означало бы отрицать роль его самого как истинного вождя, призванного даровать искупление Израилю. Если Царство Божье еще не приблизилось, почему тогда он датировал свои монеты первым годом? В то же время отрицать его принадлежность будущему времени было бы абсурдно. Окончательное торжество Царства Божьего должно было ознаменоваться поражением римлян и восстановлением Храма. Осознание неразрывной связи Царства Божьего не только с религией и моралью, но и с эсхатологией и политикой, а также с богословием, сводящим все воедино, может положить конец затянувшимся ученым спорам.

И наконец, что же можно сказать по отношению первых двух вопросов, которые стоят перед нами? В чем выражалась принадлежность Иисуса иудейской культуре своего времени? К достижению каких целей он стремился? По моему убеждению, личность и служение Иисуса неотделимы от современного ему иудаизма. Он выступал в роли пророка, предостерегая Израиль от гибельного пути и предлагая взамен нечто совершенно иное. Eгo стремлением было возрождение народа Божьего, истинное возвращение его из плена в Царство Божье. Однако этого невозможно было достичь, просто повторяя его откровения и символические действия, чтобы убедить как можно больше людей. Это должно было свершиться в ходе решающих событий, на которые указывали два его великих символических акта. Происшедшее в Храме свидетельствовало о мессианстве, Тайная Вечеря указывала на крест. Наше внимание теперь волокно обратиться к этому странному сочетанию идей, более значимому, но и более разрушительному в условиях того времени, чем все изученное нами ранее.