Том Райт - Иисус. Надежда постмодернистского мира

В этих двух притчах, равно как и в десятках других отрывков, Иисус иносказательно сообщает, что долгожданный момент настал. Это и есть благая весть, евангелие. Нас не должно удивлять, что, возвещая ее, Иисус нигде не задерживался подолгу и, насколько можно судить, избегал заходить в Сепфорис и Тивериаду, два крупнейших города Галилеи. Он напоминал не столько бродячего проповедника или мудреца, изрекающего разнообразные сентенции, сколько политика, вербующего сторонников для нового, рискованного движения. Вот почему он предпочитал комментировать свои действия цитатами из Исаии: кто–то может смотреть и не видеть, иначе в дело вмешается тайная полиция, Напомню, политика от религии здесь неотделима. Поступками Иисуса руководила вера в то, что именно таким образом Бог Израилев воцарится среди своего народа.

Совершая свой труд, Иисус искал поддержки для нового Царства. Он призывал новый, возрожденный народ. Это вторая сторона проповеди Царства, которую нам необходимо изучить.

Истории, которые рассказывал Иисус, проповедуя Царство Божье, были похожи на пьесы, ожидающие своих исполнителей. Он приглашал слушателей сыграть свои роли в новом Царстве. Они долго и с нетерпением ждали «постановки» божественной драмы, гадая, в чем будет заключаться их участие. Теперь им предстояло это узнать. Они сами становились жителям нового царства. Иисус, вслед за Иоанном Крестителем, вызывал к жизни истинный, возрожденный народ Божий.

Первой заповедью Христа, записанной в Евангелиях, был призыв к людям «покаяться и веровать». Эти слова являются классическим примером того, о чем я говорил в предыдущей главе, рассуждая о выражениях, смысл которых с годами изменился. Если бы я вышел на улицы своего городка и провозгласил: «Покайтесь и веруйте!», в моих словах услышали бы призыв оставить свои грехи (в нашем обществе сразу же начинаешь думать о таких грехах, как половая распущенность или алкоголизм) и стать более религиозными». Последнее могло бы принять разные формы; новое внутреннее ощущение божественного присутствия, принятие нового набора догматов лицо вступление в Церковь или одно из ее подразделений. Однако в Галилее первого века нашей эры призыв «покаяться и веровать) означал нечто совершенно иное.

Что же может помочь нам отказаться от привычного смысла этих слов и вернуться к их первоначальному значению? Было бы полезно проследить использование их каким–нибудь другим автором, жившим примерно в то же время, что и Иисус. Обратимся, например, к трудам одного из представителей иудейской знати, историка Иосифа Флавия, родившегося через несколько лет после распятия Иисуса. В 66 году нашей эры он, молодой армейский офицер, был послан для переговоров с участниками очередного мятежа в Галилее. В своей автобиографии' он писал, что его задачей было убедить вспыльчивых галилеян прекратить безумные попытки свергнуть власть Рима и предоставить ему и другим представителям иерусалимской знати возможность более приемлемого разрешения конфликта. Поэтому при встрече с предводителем повстанцев Иосиф Флавии, по его собственному свидетельству, предложил тому отказаться от своих требований и довериться ему. Его слова покажутся читателям Евангелий удивительно знакомыми. Иосиф Флавий приказал главарю мятежников «покаяться и верить ему» «metanoesein kai pistos emoi genesesthai».

Конечно, это не означает, что он призвал предводителя восставших (которого, кстати, звали Иисусом, что еще больше осложняло дело) перестать грешить и принять религиозное обращение. Его слова имели гораздо более конкретное политическое значение. Я убежден, что, пытаясь понять Иисуса из Назарета, сорока годами ранее путешествовавшего по Галилее с призванием покаяться и веровать в него и Евангелие, мы не вправе закрывать глаза па этот факт. Даже если, в конце концов, мы обнаружим, что Иисус вкладывал в свои слова дополнительный смысл и его приглашение имело также религиозный характер, нельзя отрицать, что первоначальный смысл, ~ ем не менее, сохранялся. Он призывал слушателей отказаться от своих требований и избрать его путь самоопределения Израиля и установления Царства Божия, а также его представление об этом Царстве. В частности он, как и Иосиф Флавий, убеждал их оставить безумную идею национальной революции. Однако Иосиф Флавий выступал против вооруженного восстания, потому что он, как и другие знатные иудеи, думал прежде всего о собственном обогащении. Иисус же, как ни странно, рассматривал эту идею как предательство в отношении Бога и идеи о предназначении Израиля быть светом мира. Иосиф Флавий предлагал им компромисс, сомнительное политическое решение, грозящее в любой момент потерять силу. Иисус проповедовал для Израиля совершенно иной, крайне рискованный путь, призывая подставить другую щеку и пройти второе поприще, путь тех, кто готов отдать свою жизнь, чтобы обрести ее вновь. Таково было царство, в которое он приглашал своих слушателей. Для такой пьесы он искал актеров.