Том Райт: Что на самом деле сказал апостол Павел

Берясь писать об апостоле Павле, неизбежно вступаешь в диалог, начавшийся задолго до нас. О Павловом наследии написано множество солидных томов, поэтому мы ограничимся обзором идей наиболее значительных исследователей. Такой обзор, пусть даже беглый, необходим: речь пойдет о людях, в существенной степени предопределивших нынешние представления об апостоле Павле, наши вопросы к нему, а следовательно, и ответы, которые мы ожидаем услышать.

В XX веке первой работой об апостоле Павле, равно как и об Иисусе, можно смело считать монументальный труд Альберта Швейцера [2] Подробнее об этом см. в: Stephen Neil and N. Т. Wright The Interpretation of the New Testament, 1861–1986, 1988, pp. 403430. — Здесь и далее, где не оговорено особо, — примечания автора. . Хотя врачебно–миссионерская деятельность надолго отвлекла его от Павловых текстов [3] Albert Schweitzer The Mysticism of Paul the Apostle, 1968 [1930]. , ранняя работа Швейцера об апостоле Павле и его комментаторах, несомненно, дает пусть и субъективное и одностороннее, но все же весьма яркое представление о том, что творилось в тогдашней науке [4] Idem Paul and his Interpreters: A Critical History, 1912. . К огромному множеству работ, оказавшихся в его поле зрения, он подходит с двумя довольно простыми вопросами, которые по–прежнему определяют строй большинства исследований и, в частности, нашей книги. Во–первых, каким — иудейским или греческим — мыслителем был в действительности апостол Павел? А во–вторых, что считать сердцевиной Павлова богословия — «оправдание верой» или «жизнь во Христе»? Швейцер в равной мере серьезно рассматривает обе возможности. Эти вопросы для него взаимосвязаны: если идея «жизни во Христе» могла родиться только в недрах иудейского вероучения, то тезис «об оправдании верой» содержит в себе резкую критику иудаизма.

Позиция самого Швейцера предельно ясна: те, кто призывает толковать Павла в эллинистических категориях, заслуживают презрения. Павел — «иудей из иудеев», говорит он, даже несмотря на то, что именно труды еврейского «апостола язычников» положили начало последующей эллинизации христианства. Одновременно Швейцер доказывает, что учение об оправдании верой и все, что громоздилось вокруг него, никогда не оказывалось в центре Павлова богословия, а было, скорее, полемическим выпадом (он появляется, к слову сказать, только в двух посланиях и в одном абзаце третьего), связанным с очень частной проблемой вхождения необрезанных язычников в церковь. Что же касается ядра богословия апостола Павла, его, по убеждению Швейцера, составляет «христомистицизм». Так он приходит к интерпретации знаменитого Павлова тезиса о «бытии во Христе» и рассматривает его в контексте иудейской апокалиптики. В Иисусе Мессии Бог Израилев вторгается в мир и апокалиптически действует в нем. Подлинный народ Божий отныне непостижимым образом соединен с Мессией.

Кроме того, у Швейцера можно найти целый ряд существенных замечаний относительно прочтения ключевых фрагментов Павловых текстов. Пожалуй, более всего известно о влиянии его идей на последующие интерпретации несомненной вершины эпистол ографии апостола Павла — Послания к Римлянам. Те, кто полагает, будто вся соль Павлова богословия — в учении об оправдании верой, склонны сводить смысл всего послания к первым четырем главам. Те же, кто, вслед за Швейцером, убежден, что сердцевину учения апостола Павла составляет тезис о «жизни во Христе», будут отстаивать главенство 5–8–й глав. Читатель может, конечно, возразить: дескать, по какому праву мы выводим основные положения богословия Павла из нескольких частных тезисов Послания к Римлянам, равно как и любого другого послания. Однако Посланию к Римлянам, хотим мы того или нет, слишком часто и усердно навязывали ключевую богословскую роль, так что Швейцер — далеко не единственный, кто вынужден играть по этим правилам.

Третий вопрос, поставленный Швейцером в связи с апостолом Павлом, — чисто практический: каково значение этой личности для нашего времени? Правда, по Швейцеру, уместней было бы говорить не об одном, а о двух значениях — положительном и отрицательном. Коль скоро «бытие во Христе» для нас важнее, чем отвлеченные споры об «оправдании верой», значит, каждый из нас волен жить во Христе по–новому, иначе, чем другие. Достоверность этого принципа Швейцер сполна подтвердил собственной жизнью и трудами. С другой стороны, исходя из той же посылки, никто из нас не обязан слишком серьезно воспринимать действия официальной церкви, поскольку она по–прежнему предпочитает апостолу Павлу крепкого догматиста. Так Альберт Швейцер, одинокий ученый великан среди недалеких и крикливых богословских пигмеев, прокладывал свой путь сквозь первую половину XX века.