Джеймс Веллард - Вавилон. Расцвет и гибель города Чудес

После двух часов приятного общения англичане откланялись и пообещали вернуться. Но они не вернулись. От старой итальянки, которая заведовала всеми романтическими связями в Константинополе, они узнали, что их прекрасная незнакомка была не кем иным, как младшей сестрой султана, и что тайком посещать такую высокопоставленную особу опасно для жизни. «Таким образом, мы решили отказаться от повторного визита к нашей миловидной подруге, – пишет Лэйярд, – несмотря на ее упреки».

Эта история имеет довольно странный конец, так как, по всей видимости, принцесса отказалась следовать строгим мусульманским законам и даже перестала носить чадру, призывая мусульманских женщин требовать признания своих человеческих прав. Но очевидно, ее бунт был вскоре подавлен, и далее Лэйярд прощается с этой прекрасной девушкой с миндалевидными глазами, которая заманила его в свой дом: «Она исчезла с общественной сцены, о ее причудах скоро забыли, и я не знаю о ее дальнейшей судьбе».

В любом случае это было самое романтическое приключение Лэйярда, которого тем временем вызвал сэр Стратфорд Кэннинг. Соперничая с Полем Эмилем Ботта, французским консулом в Мосуле, он приказал Лэйярду начать раскопки Ниневии. Стало известно, что Ботта раскопал большой холм в Хорсабаде и нашел сокровище, более ценное, чем золото. Короче говоря, Ботта обнаружил остатки дворца одного из ассирийских правителей, и его коллекция скульптур и рельефов, включая изображения больших крылатых быков, уже находилась на пути в Париж. Французы могли теперь похваляться перед всем миром, что их агент открыл Ниневию и что доказательства этого скоро будут выставлены в Лувре. Труды и усилия британских первопроходцев были забыты, так как исследователи вроде Клавдия Рича и Роберта Кера Портера не доставили в Европу ничего, кроме описаний и планов руин. Ботта же предъявил на всеобщее обозрение изображения бородатых царей и мифологических животных, не похожих ни на что, ранее виденное европейцами. Он доказал реальное существование библейских Ниневии и Вавилона, и его находки произвели на общественность Европы середины XIX в. такое же впечатление, какое вызвала у людей лунная пыль, доставленная астронавтами на Землю сто тридцать лет спустя.

И все же, по современным нормам и методам археологии, находки Поля Эмиля Ботта можно назвать всего лишь случайными находками любителя древностей. Прежде всего, этот дипломат итальянского происхождения был не опытным копателем, а медиком. После того как французское правительство назначило его консулом в Египте, он с воодушевлением приступил к изучению восточных языков, египетских древностей и естественных наук. До того как его послали в Мосул, расположенный в верхнем течении Тигра, он побывал во многих арабских странах и даже в неизведанных областях Йемена и Саудовской Аравии, где искал столицу царицы Савской. Подобно его современнику, англичанину Генри Лэйярду, он обладал достаточным физическим здоровьем, чтобы вынести опасный климат Месопотамии и противостоять обычным для той местности болезням – брюшному тифу, холере, дизентерии и другим инфекциям, которые свалили с ног или даже свели в могилу тысячи европейцев, живших на Среднем Востоке или путешествовавших по нему.

Поскольку Ботта раскапывал холм в Хорсабаде (Дур-Шаррукин) к северу от Ниневии, Лэйярд выбрал в качестве места раскопок Нимруд, в 22 милях к югу от Мосула. Трудности Лэйярда заключались в том, что турецкий паша, управляющий этой провинцией, относился к нему враждебно; к археологии этот чиновник, естественно, никакого интереса не испытывал, но его доносчики постоянно сообщали ему о том, что задумали европейцы, в каком месте они копают, что ищут и что нашли. Лэйярд решил скрыть от паши свои планы и распустил слух, что отправляется охотиться на кабанов. Таким образом, благополучно избежав вмешательства властей Мосула, Лэйярд отплыл на плоту вниз по Тигру и оказался у подножия холма, известного под названием Нимруд. В свойственной ему живой манере он описывает трудности своего путешествия и компенсирующие их приятные стороны:

«Я не знаю более очаровательного и приятного способа путешествия, чем неторопливо сплавляться вниз по Тигру на плоту, время от времени приставая к берегу, чтобы исследовать руины ассирийцев или древних арабов, пострелять дичь, бесчисленным разнообразием которой изобилуют берега реки, или приготовить пищу. Это совершенное состояние благодатной праздности и покоя, особенно весной. Погода была восхитительной – дни не слишком жаркие, ночи нежные и тихие. Нас предупредили, что на берегах могут встретиться арабы, которые попытаются ограбить нас и отобрать плот, если мы осмелимся слишком удалиться от реки, либо встретят нас огнем, если мы откажемся приближаться к берегу. Но мы их не видели… И все же наши плотогоны не останавливались по ночам из страха перед грабителями и ворами, а также, как они утверждали, перед львами, которые порой, хотя и очень редко, встречаются так далеко к северу по берегам Тигра».