Джордж Райт - Библейская археология

Второй фактор риска, связанный с изучением истории Избранного Народа и других народов, обусловлен тем, что новые открытия могут свидетельствовать о том, что у библейской истории и культуры существуют некие параллели, вследствие чего может исчезнуть ощущение их уникальности. Может быть это сказано слишком сильно, однако для тех, кто идёт на этот риск, литература Израиля и Церкви представляется ещё более уникальным явлением. Мы видим, что, хотя Библия возникла в древнем мире, она не принадлежит ему целиком: хотя история народа, о котором она повествует, напоминает историю других живших здесь же народов, она проникнута совершенно особыми и куда более возвышенными атмосферой, духом и верою, отличающими её от всех прочих писаний древности. В первой главе мы сравним веру Израиля с политеизмом его соседей и покажем, как археология смогла подтвердить совершенно особый характер библейской веры.

В этой главе мы сравним веру Израиля с религиозными воззрениями его соседей. Успех археологических изысканий последних лет позволяет нам с достаточной уверенностью говорить о теологии древних политеистических учений, имевших распространение на сопредельных Израилю территориях. Это значит, что сегодня при описании библейской веры мы можем определённым образом расставить некие акценты, чего нельзя было сделать прежде, — это стало возможным постольку, поскольку связь веры с окружением и её реакция на него известны нам теперь куда лучше.

В политеистических системах боги являлись началами и силами этого мира, которые были персонифицированы и носили определённые имена. Сценой божественной жизни была сама природа, и жизнь природы была жизнью богов.

Поскольку за пределами мира не существовало того, что могло бы создать его, мысль о его происхождении не шла дальше идеи изначального статичного хаоса, представлявшегося первозданным океаном или «бездной», из которой на землю проистекли солёные и пресные воды. В Месопотамии «бездна» была представлена персонифицированной парой мужского и женского начал: Апсу и Тиамат, началом же творения считалось их совокупление. Они породили ряд богов, под которыми понимались различные начала мироздания. Определённый порядок возник только после космической битвы между богами, в которой младшие боги, возглавляемые своим предводителем, смогли совладать со статичным хаосом. Апсу был околдован и убит, Тиамат же рассекли надвое: одна часть её тела стала небом, другая — землёй. Разделились и боги, — часть из них отправилась на небо, часть — на землю, где на них были возложены те или иные обязанности. Человек был создан в качестве раба богов, призванного выполнять на земле всю чёрную работу. Царю людей, избранному божественным советом, надлежало поддерживать порядок в обществе. Общество же являлось человеческой выдумкой, а не воплощением плана творения или некоего откровения. Жизнь отличалась крайней ненадёжностью, и каждый год в новогодней ритуальной драме вновь разыгрывалась битва творения, в которой царь исполнял роль царя богов.

В Египте же в единственной в своём роде и, тем не менее, в ежегодной (и ежедневной) битве сходились Ра (Солнце) и дракон хаоса и мрака. Тем не менее, египтянам жизнь представлялась далеко не столь ненадёжной, как жителям Месопотамии. Победа здесь была предрешена; общественный и мировой порядок был статичен в своей ритмичности, определяемой порядком творения. Существовали и другие варианты творения, в которых неизменно подчёркивалась полнота и величие существующего порядка, такие, например, как появление из океана хаоса холма, на котором предвечный царь Ра начал творение актом мастурбации. Незыблемость общественного порядка на земле обеспечивалась тем, что царь являлся не человеческим существом, но божественным воплощением, сыном Ра.

В Ханаане учение о творении в основных элементах совпадает с вавилонским, хотя мы знаем о нём существенно меньше. Творение описывается как борьба между Ваалом, царём богов, и предвечным драконом хаоса, именуемым Левиафаном (Латану) или Морем (Йамму). В Ветхом Завете этот символ хаоса упоминается неоднократно, при этом для его обозначения используются такие термины как «змей», «дракон» или «чудовище», а также «Раав», «Левиафан» и «Море» (например, Пс. 73:13-14; 88:10; Иов 3:8, где под «днём» следует понимать «Море»; Иов 41; Ис. 27:1; 51:9; Ам. 9:3). С этим образом связан и «зверь» Апокалипсиса, рассказ об уничтожении которого заканчивается весьма красноречиво: «и моря уже нет» (Откр. 21:1).