Михаил Назаров: Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – "смотр сил"

Впоследствии Бразуль-Брушковский признал, что, подавая это заявление, он не доверял сообщаемым им же сведениям, а опубликовал их с "тактической целью" внести тем раздор в преступную среду... [? – И.Г. ] {23} Вместе с тем, Бразуль-Брушковский, вопреки высказанному им мнению, заявил [позже], что лично он уверен в том, что убившие Ющинского не думали "о ритуальном убийстве и подделке под него".

Второе заявление С.И. Бразуль-Брушковского

Заявление Бразуль-Брушковского не имело последствий для дальнейшего хода дела о Бейлисе. Дело... было первоначально назначено к слушанию на 17 мая 1912 года, но 6-го того же мая к заведующему производством розысков об убийстве Ющинского, помощнику начальника Киевского губернского жандармского управления подполковнику Иванову поступило от Бразуля-Брушковского новое заявление, в котором Бразуль-Брушковский... назвал в качестве убийц уже других лиц – Сингаевского, Рудзинского и Латышева... Убийство совершено было с ведома Веры Чеберяковой в квартире последней, а способ причинения повреждений объясняется тем, что Ющинского пытали с целью добиться от него сознания в сообщении полиции о совершенных членами шайки преступлениях... На произведенном затем дознании Бразуль-Брушковский указал этих [новых] свидетелей, сказав, что после убийства на квартиру Чеберяковой заходили сестры Дьяконовы, а сознавался Сингаевский Караеву в присутствии Махалина [19].

Доследование дела

Ввиду приведенных в заявлении данных, дело Ющинского было возвращено к доследованию, при котором выяснились следующие обстоятельства.

Сведения по делу собирались Бразуль-Брушковским при содействии Выгранова, Красовского, Махалина и Караева. Красовский одно время заведовал Киевским сыскным отделением, а затем был становым приставом. После устранения начальника Киевского сыскного отделения Мищука от производства розысков по делу Ющинского, эта задача была возложена на подполковника Иванова, а в помощь ему был командирован Красовский, бывший в то время приставом, который и занимался розысками от мая до сентября 1911 года. Затем он был освобожден от этого поручения и возвратился к месту своей службы, а в январе 1912 года был устранен от должности пристава. Во время производства им, в качестве полицейского чиновника, розысков, одним из его помощников состоял Выгранов, бывший агент сыскного отделения, но потом он был устранен от дела самим Красовским. По показанию Бразуль-Брушковского, Выгранов "стал работать" у него [Б.-Б.] с августа или сентября 1911 года [20].

Вместе с ним он добыл те сведения, которые вошли в его первое заявление по делу, и которым он, по его же признанию, не доверял. Красовский предложил ему "работать сообща" в начале апреля 1912 года, а еще в феврале того же года с предложением услуг по розыску обратился к нему слушатель сельскохозяйственных курсов Махалин, который... пригласил своего знакомого Караева, отбывавшего по делу о государственном преступлении в течение трех с половиною лет наказание в киевской тюрьме, и, вследствие этого, знакомого с преступным мiром. По объяснению Красовского, он принял участие в [частных] розысках [после своего отстранения] потому, что "задался целью реабилитировать себя как в глазах общества, так и в глазах тех лиц, которыми вследствие инсинуаций Мищука и {24} нападок отдельных лиц правых организаций был устранен от должности", а Караев шел на работу потому, что "ему нужно было себя реабилитировать этим делом в глазах своих партийных единомышленников, которые подозревали в нем провокатора".

Как велось частное расследование

Бразуль-Брушковский и его сотрудники, исходя, по их словам, из положения, что Чеберякова причастна к убийству Ющинского, решили попытаться добыть сведения от лиц, близко к ней стоявших. С этой целью Красовский и Выгранов завели знакомство с сестрами Дьяконовыми, посещавшими Чеберякову, а Караев поставил своей задачей войти в доверие к брату Чеберяковой – Сингаевскому. По показанию Красовского, беседуя с Дьяконовыми, он узнал от Екатерины Дьяконовой, что 11 марта [1911 г.] при ней в квартиру Чеберяковой заходил Ющинский и вел разговор с Женей Чеберяковым [ее сыном] о порохе. На другой день она, Дьяконова, опять зашла к Чеберяковой около 12 часов дня... и увидела, как из одной комнаты в другую перебежали Латышев, Сингаевский и Рудзинский. Тогда же она заметила, что ковер, обычно лежавший в той комнате разостланным на полу, оказался свернутым в виде объемистой трубки и находился под диваном.