Рудольф Отто - Священное

На положительное «Как» этой предметности указывает прежде всего прилагательное tremendum. Слово tremor само по себе означает просто страх — хорошо знакомое «естественное» чувство. Это слово служит нам здесь ближайшим, но лишь аналогичным обозначением совершенно своеобразной чувственной реакции, которая, правда, похожа на страх, и потому по аналогии с ним может быть обрисована, но представляет собой все же нечто совсем иное.

В некоторых языках имеются выражения, которые то исключительно, то преимущественно служат наименованиями этого «страха», который есть нечто большее, чем просто страх. Например, древнееврейское hiq'disch = священному. Назвать нечто «священным в сердце своем», отличить его с помощью особенного чувства боязни, которое нельзя перепутать со всеми остальными, значит подвести его под категорию нуминозного. Ветхий Завет богат на параллели к этому чувству. Особенно примечателен здесь «emat Jahveh», «страх Божий», который Яхве может изливать и даже посылать, который словно какой-то демон сковывает члены человека и в этом смысле полностью родственен deima panikon (панический ужас) греков. В качестве примера можно привести слова из Библии (Исх. 23:27; либо Иов. 9:34; 13:21):

Ужас Мой пошлю перед тобою, и в смущение приведу всякий народ, к которому ты придешь…

Это испуг, полный внутреннего ужаса, которого не может внушить никакое создание, даже самое опасное и могущественное. В этом ужасе есть даже нечто «призрачное».

У греков на это было слово «sebastos». Ранние христиане отчетливо ощущали, что титул «sebastos» не подходит ни к какому творению, будь то даже император, что это обозначение нуминозное, а потому было бы идолопоклонством применять категорию нуминозного к какому-либо человеку, называя его sebastos. В английском для этого есть слово «awe», которое в своем глубоком и собственном смысле примерно отвечает нашему предмету. Сравните также английское: «he stood aghast». Немецкое «Heilige» применяется лишь по образцу библейского словоупотребления, тогда как наше собственное, самостоятельно выросшее выражение подходит для более грубых и низших начальных ступеней этого чувства, — речь идет о наших «Grauen», «Sich Grauen»; а для облагороженных, более высоких его ступеней довольно определенно пользуются словом «Erschauern», которое в основном передает то же чувственное содержание. «Schauervoll» и «Schauer» обычно даже без всяких прилагательных равнозначно для нас священному трепету (Schauer) [6] Грубовато-народным выражением для его ослабленных форм являются «Gruseln» и «Grâsen». В них, равно как и в «grâBlich» совершенно определенно подразумевается и обозначается нуминозный момент. Точно так же первоначально в «Greuel» содержалось, так сказать, негативно-нуминозное. Лютер с полным на то правом использовал его в этом смысле для перевода древнееврейского schiqquss. . В свое время, полемизируя с учением Вундта об анимизме, я предложил в качестве его обозначения слово «die Scheu», хотя особенное-то, а именно нуминозное, тут передавалось разве что кавычками. Точно так же можно сказать «религиозный ужас». Предшествующей ему ступенью будет тогда «демонический ужас» (= паническому испугу с его апокрифическим дериватом — «призрачным ужасом»). Его первое движение обнаруживается в чувстве «жуткого» (uncanny). Из этого «ужаса» с его «сырыми» формами, из этого когда-то однажды в первом порыве прорвавшегося чувства «жути», возникшего во всей своей странности и новизне в душах первоначального человечества, произошло все дальнейшее религиозно-историческое развитие. Вместе с его прорывом началась новая эпоха для человеческого рода. В нем коренятся как «демоны», так и «боги», все то, что «мифологические апперцепции» или «фантазии» произвели для овеществления данного чувства. И без признания этого как первого, качественно своеобразного, невыводимого из чего-то другого основополагающего фактора и основного импульса религиозно-исторического хода событий в целом, все анимистические, магические или относящиеся к психологии народов объяснения происхождения религии с самого начала обречены на бесплодные блуждания и уводят от подлинной проблемы [7] См. мою статью «Миф и религия в психологии народов Вундта» («Theologische Rundschau», 1910, Heft 1 ff.); в расширенном виде она вошла теперь в книгу «Das Gefuehl des Ueberweltlichen» в качестве второй главы: «Sensus numinis как исторический первоисток религии». Этому посвящена и моя статья в «Deutsche Literaturzeitung», 1910, N 2, п. 38. В новейших исследованиях, прежде всего Маретта и Зедерблома, я нахожу отрадное подтверждение моих высказанных там предположений. Правда, совершенное своеобразие «ужаса» — по своему характеру качественно отличное от всех «естественных» чувств — тот и другой подмечают еще не полной остротой, которая для этого необходима. В особенности Маретт подходит к сути дела чрезвычайно близко. В качестве примера можно привести его работу, которая по праву считалась новаторской: Marett R. R. The threshold of Religion. London, 1909. См. также работу Зедерблома: Soederblom N. Das Werden des Gottesglaubens. Leipzig, 1915. Последняя рассматривалась мною в «Theol. Literaturzeitung», Januar, 1925. .