Мы говорим сейчас, что раньше вера в Бога была основой жизненного уклада большой части общества, но это не совсем так. Возможно, это высказывание и справедливо по отношению к XII—XVI векам, но не к более раннему времени. Да и вообще основой уклада не может быть вера, а только церковная традиция. Вера же, истинная вера всегда была выше уклада и традиции. Самые великие святые переворачивали традицию, разбивали уклад и нередко даже претерпевали гонения и унижения от своих же собратий христиан. Ярким примером тому может служить житие прп. Серафима Саровского, который неоднократно за свою жизнь сталкивался с гневом братии и даже монастырского начальства.
У нас бытует странное, нелепое представлен ние, что все святые как-то сами собой стали святыми. Вдруг в их жизни что-то перевернулось, и они превратились в святых. Да, конечно, многие из христиан испытали некий толчок, который подвиг их к вере. Но смею заверить, что многих подобный же толчок к вере не подвиг. Вспомним Марию Египетскую, которая не смогла войти в церковь и поэтому удалилась в пустыню приносить покаяние Богу за свои грехи. Да, конечно, Марии было явлено чудо, но кто из нас, современных христиан, ушел бы в пустыню после такого чуда? Мы бы недоуменно пожали плечами и поехали домой к родному телевизору. Для Марии Египетской невозможность войти в церковь стала отправной точкой в поиске истины. В тот момент, перед входом в церковь, она только поняла, что вся предыдущая жизнь была ошибкой, и тут же, не задумываясь, отрешилась от той, неправильной жизни, чтобы обрести новую, истинную. Осмелюсь предположить, что, уходя из мира, она и не представляла толком, куда уходит и сколько времени там проведет. И уж точно она не ставила перед собой цели прожить 40 лет в пустыне, питаясь акридами, чтобы научиться ходить по воздуху.
Ревностность первых христиан так велика вовсе не потому, что они были какими-то особенными людьми, а потому, что они искали Истину, находили ее и не выпускали уже из рук ни под какими пытками.
Другое дело мы. Подобно Пилату мы нехотя говорим в лицо Живой Истине, Христу: «Что есть истина?», вовсе не желая получить немедленный, а тем более дискомфортный ответ. Мы ничего не ищем. Нам не нужно ничего, кроме собственного дивана. Мы свою веру не ищем, не обретаем, мы вообще к вере-то не стремимся. Мы пассивно, с некоторой неохотой поддаемся на уговоры пойти в храм или прочитать Евангелие, принимаем какие-то догмы, не особенно разбираясь, зачем и кому они нужны, и далее так же расхлябанно следуем неким столь же непонятным установлениям до тех пор, пока они не особенно прижимают нашу самость. Когда же неизбежный конфликт происходит, мы разочарованно поворачиваемся к Церкви спиной, объявляя, что она вовсе не такова, какой бы нам хотелось ее видеть. При этом мы даже не думаем отправляться на какие-то дальнейшие поиски Истины, мы просто отказываемся от навязанной нам идеи во имя своего комфортного существования. Причем комфортным для нас будет даже страдание, если только нашему «я» будет позволено остаться без изменений.
Нас, христиан, часто обвиняют в догматичности, и обвинение это справедливо. Наши истины и догмы не выстраданы, не выношены, они просто нахлобучены на нашу жизнь, как чужая шапка. Мы их даже не принимаем с послушанием и смирением, потому что послушание и смирение уже предполагают какую-то осознанность, мы просто с ними не спорим. Поэтому так легко бывает во всем разочароваться. Для истинно верующего, нет догм, а есть жизненная правда. То, что огонь обжигает, — это не догма. Мы знаем об опасной силе огня из собственного опыта. То, что еда необходима человеку, — это не догма, в необходимости еды удостоверяет нас чувство голода. Мы не разочаруемся в пище только оттого, что конкретный ужин был невкусным.
Вот простой пример. Человек поступает в институт. Если его поступление было осознанным, если он долго готовился, волновался, если пришел сюда за знаниями — он будет учиться. Ему не понравился преподаватель — он потерпит ради нужных знаний, ему не нравится система — он будет даже при этой системе извлекать максимум для себя выгоды. Он будет учиться во что бы то ни стало и, несмотря на все недостатки института, выйдет оттуда образованным человеком. Конечно, он будет замечать недостатки данной конкретной системы, и, став ученым, попробует, возможно, сделать свой вклад в систему, чтобы она стала лучше. Но он не разочаруется в самом знании, ради которого пришел. Иное дело студент, поступивший просто так, без труда, от нечего делать — почему бы не поучиться. Он действительно, увидев недостаток преподавателя, готов уже разочароваться в самой науке и во всем, что с ней связано. Вернее, даже и не разочароваться, потому что никогда не очаровывался, а просто предпочесть другой способ проведения досуга.
Читать дальше