И вывод получается очень простой: если мы принимаем Священную историю как свою, если мы готовы представить себя не только равнодушными зрителями, но и частицей толпы, кричавшей последовательно «осанна!» и «распни!», если мы с болью ощущаем, что и люди Нового Израиля, то есть Церкви, так же часто оставляют и предают Господа, как было и в Израиле ветхозаветном, – мы можем, ничуть не смущаясь, повторить эти страшные слова о лукавом роде. В этом, и только в этом случае.
А в заключение я хотел бы привести стихи нашего современника, Бориса Херсонского. Они говорят о той смоковнице при дороге в Иерусалим, которая не принесла Господу плодов и была Им проклята. В ней толкователи обычно видели образ Израиля вполне в духе пророческой традиции. Но о чем эта смоковница заставляет задуматься нас?
Проклятьем Господь уничтожил смоковницу-пустоцвет.
Плоды не успели созреть? Попробуй, срок оттяни…
Уже две тысячи лет, как этой смоковницы нет.
А ты все лежишь,
укрывшись от Солнца Правды, в ее тени.
Небольшая сценка из церковного быта: воскресная литургия закончилась, люди подходят ко кресту. Большинство просто прикладываются, но кто-то успевает сказать два-три слова священнику. И вот одна женщина спрашивает: «Батюшка, благословите в отпуск туда-то поехать?» Священник на секунду задумывается, а потом отвечает, хитро прищурившись: «А что будет, если не благословлю?» Женщина в шоке: «Что вы, батюшка, у меня уже и билеты на завтра, и семья, и все…» – «Ну а что тогда спрашивать, когда все решено?» – улыбается батюшка.
Другая сценка: мать двухлетнего ребенка звонит подруге, у которой есть «прямой доступ» к батюшке. Дело вот в чем: мальчик болеет, доктор советовал кормить его молочной кашкой, а ведь сейчас пост! Благословит ли батюшка? Подруга срочно перезванивает батюшке, и тот действительно «благословляет»… с трудом удерживаясь от крепких выражений.
Что это, крайняя степень смирения и благочестия? По-моему, не совсем. Это напомнило мне совсем другое происшествие, случившееся давным-давно, в одном музее. Там был макет какого-то экзотического африканского дома в натуральную величину, можно было даже зайти внутрь, очень интересно и познавательно. По музею шли трое детей лет пяти-шести, и двое мальчишек, едва увидев открытую дверь, радостно побежали внутрь, а вот у девочки возникли сомнения. Она обернулась к первому попавшемуся взрослому (им оказался я) и спросила: «Можно?» Я сказал, что можно, и она тут же присоединилась к приятелям.
Она, я думаю, понимала, что на самом деле можно, раз туда заходят другие люди, раз нет никаких заграждений. Но все-таки было немножко боязно… А теперь, когда ей разрешил зайти взрослый, она в случае чего легко могла бы оправдаться: она не самоуправничала, ей взрослый дядя разрешил! Она старалась быть очень хорошей, правильной девочкой, которую не за что будет ругать, а можно будет только похвалить за старание и прилежание. И не случайно, кстати, что это была именно девочка, а не мальчишка – им такое приходит в голову намного реже.
Женщина, целовавшая крест, тоже на самом деле не мучилась вопросом «ехать или не ехать». Все, конечно, было решено заранее, но нужно было получить некий штамп: она не сама, она по благословению. Да и мама двухлетнего малыша вряд ли подозревала своего духовника в таком изуверстве, чтобы он запретил ему, больному, молоко в пост. Наверняка она сто раз слышала и читала, что и больным, и маленьким детям соблюдать строгий пост просто нельзя, и уж тем более когда одно сочетается с другим. Но ей нужно было, чтобы это сказал еще раз духовник, чтобы он взял на себя эту ответственность.
Это же извечное женское – пусть решает мужчина. Пусть все-все-все будет подано ему в готовом виде, так что решение будет совершенно очевидным, но пусть эту ответственность он возьмет на себя. Разве не за это в том числе мы их и любим, наших женщин? Впрочем, долой мужской шовинизм: среди церковных мужчин тоже можно увидеть такое, хотя и реже.
Но есть ли это на самом деле послушание и смирение? Проверить это довольно просто, причем каждый проверит сам себя. Обращусь ли я к священнику с действительно трудным делом, не внешним (куда ехать, что есть или пусть даже где работать и какие книги читать), а с духовным или нравственным выбором, от которого многое зависит? Как примириться со свекровью, что делать с непутевым подростком-сыном, как вообще выстраивать отношения с Богом и с ближними? Нет-нет, я не о постном меню или молитвенном правиле, а о вещах внутренних, глубоких, сущностных. Если духовнику приносится и такое, если его совет действительно исполняется, – тогда да, это настоящее послушание и отсечение собственной воли.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу