Измайлов Э.Х. - Основы учения вед

Итак, к “весёлой компании” монистов, буддистов и материалистов присоединяются последователи диалектической школы, причём не только Запада, но и Востока (где большое влияние оказывает китайская диалек­тическая доктрина “инь-ян”). Подчеркнём ещё раз: представления выше­названных школ философской мысли, когда им придаётся адекватный, относительный смысл, являются истинными и входят в состав автори­тетной метафизики (шабды). Даже атеизму (воинствующему материа­лизму) есть место в шабде. Согласно учению материализма, нет ничего кроме материи. Бог же нематериален (трансцендентен), поэтому утверж­дение атеизма, что Он не существует верно, с относительной точки зрения материализма. Таким образом, для атеистов тоже есть своё место в служении Богу: защищать Его от материального, ложного понимания. Когда в государстве усиливаются позиции церкви, результат всегда один и

тот же – распространение атеизма. Причина в том, что в Калиюгу религии не основываются на трансцендентном знании. То, что атеисты косвенно служат Богу, вовсе не означает, что мы должны их слушать. Их аргументы предназначены не для нас, а для тех, чьи представления о Боге матери­альны (догматичны). С абсолютной точки зрения учение атеизма ложно.

Четыре главных доктрины пратьякши (буддизм, монизм, материализм и диалектика) входят в состав ведической метафизики следующим образом:

1. Нирвана в Ведах – это избавление от ложного, материального ‘я’, а не от ‘я’ вообще, как в буддизме.

2. Душа может быть счастлива только в единстве с Богом, что указывает на наличие между ними духовной общности и отношений, основанных на любви. Монисты же понимают единство в абсолютном смысле, что душа должна стать Богом (слиться с ним в единое) после освобождения.

З. Мир действительно состоит из атомов, однако не из тех атомов, о которых говорит материализм.

4. Материальный мир называется в Ведах словом джагат , что значит “постоянно изменяющийся” (сравните это определение Вед с выражением в диалектике Гераклита: “Всё течёт – всё изменяется”). Однако согласно Ведам, душа и Бог не подвергаются изменениям (они вечны).

Четыре рассмотренных нами аспекта ведического знания – это грани одного целого, тетраэдра . Когда же эти грани уникального знания, данного человечеству самим Всевышним Господом, интерпретируются мыслителями, не принадлежащими к живой духовной традиции, идущей от Бога, в истории появляются отдельные учения, которые можно назвать осколками Истины.

Противоречие, присущее изменчивости, может представлять опреде­лённую трудность для понимания. Однако это противоречие лежит в основе нашего повседневного чувственного восприятия, пратьякши. Например, дотрагиваясь до письменного стола, я воспринимаю его существование. Как возникает это ощущение? Над столом моя рука ничего не чувствует, стола нет. Чуть ниже – он есть. Это значит, что я воспринимаю не существующее, а границу (или единство) между несуществующим и существующим, иначе говоря, несуществующее. Отсюда также следует, что ограниченность – это изменчивость. Всё, что имеет границу (в данном случае письменный стол), не вечно.

*) Ведическое знание построено на несимметричной логике: А едино с В, но В не едино с А. Таким образом, обычная диалектика (принцип единства, измен­чивости) – это частный случай ведической логики.

Тезис восьмой

Предмет неизменен

Объяснение

В выражении “предмет изменяется” слово “предмет” относится к неизменности. Проиллюстрируем это на примере. Мы смотрим на свою фотографию в детстве и говорим: “Я был маленьким, а теперь стал взрослым человеком. Я изменился”. Но мы можем говорить об этом изменении тела именно благодаря тому, что наше ‘я’ неизменно. Ведь мы же не говорим, что на фотографии изображена другая личность, верно? Если бы фотография относилась к другому ‘я’, нам бы не пришло в голову говорить об изменении, поскольку мы не воспринимали бы изображение на фотографии и свое нынешнее отражение в зеркале как один и тот же предмет (как ‘я’). Мы просто равнодушно взирали бы на изображение какого-то ребенка, но тут подходит наша мать и говорит: “Сынок, а ведь это ты в трехмесячном возрасте!” Поскольку мать является естественным авторитетом в данном вопросе, мы принимаем её слова как шабду. Осознав тождественность того, что изображено на фотографии, с собой, мы сразу подумаем об изменении: “Надо же, никогда бы не подумал, что когда-то я был таким. Ни малейшего сходства нет, даже цвет волос другой!”. Благодаря нашему неизменному ‘я’ становится возмож­ным отождествление и восприятие изменения. Однако само это ‘я’ отно­сится к другой категории – различия и неизменности. Я отличаюсь как от того тела, которое изображено на фотографии, так и от того тела, которое имею сейчас. Я неизменен, вечен.