Михаил Хейфец - Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы

И возникает новая проблема: если Йешуа с самого начала должен был быть судимым Пилатом, почему на Масличную гору пришли люди первосвященника? Что, римский прокуратор не мог арестовать обвиняемого в Иерусалиме без содействия презираемых им евреев?..

Вот какая проблема возникла, к примеру, только из одного-единственного противоречия между текстом синоптических Евангелий и Евангелием от Иоанна. Прежние авторы обычно механически присоединяли трибуна с когортой к стражникам Храма — и противоречие ими снималось. Коэн же реально показывает, насколько в принципе важно это несовпадение в текстах, как важно противоречие обнаружить и подвергнуть анализу на суде потомков.

Прежде, чем приступить к изложение гипотез Хаима Коэна, должен предупредить читателя о некоторой их специфике.

В принципе, если бы Хаим Герман Коэн работал как историк, он должен был бы уподобить себя судье — т. е. выслушать обе состязающиеся стороны, взвесить их аргументы и вынести обоснованный исторический вердикт.

Но ничего подобного в этой книге нет, и достоинство ее я вижу в том, что автор вовсе не скрывает отсутствия у него взвешенного подхода. Он открыто провозглашает, что является не судьей в историческом споре между сторонами, а адвокатом одной из сторон. Яростным адвокатом еврейства. Синедриона, книжников, фарисеев и — евреев вообще.

Это очень умный адвокат. А умный адвокат, защищая преступников, ни в коем случае не станет порочить жертву. И Хаим Коэн в предисловии заявляет: «Несмотря на крайне скептическое отношение к источникам, предания, найденные объективно вероятными, выявляют Иисуса (даже для людей, лишенных эмоциональных и религиозных побеждений) как фигуру вполне живую и достойную восхищения» (44).

И еще: умный адвокат никогда не станет отрицать очевидные для судей (а в данном случае судьи — это мы с вами, читатели) общеизвестные пороки его подзащитных. Коэн сам цитировал народные сатиры, сохранившиеся в Талмуде, направленные против «семейств первосвященников, грабивших народ». Талмудический автор скорушается о доносах и застенках, кулаках и дубинках, применявшихся приспешниками первосвященников против собственного народа. «Главной целью „Сатиры“ в талмудическом контексте было указание на причины, приведшие к разрушению Храма и окончательному повержению Иудеи: такое поведение священнослужителей могло воспалить небесный гнев, обрушившийся на Храм, „ибо они любили деньги и ненавидели друг друга“» (45), — пишет он.

И вот только теперь, когда адвокат предупредил судей, что он знает о масштабе личности жертвы, о ничтожности и порочности подзащитных, Коэн делает неожиданный ход: «Принимая во внимание презрение, которое народ питал к назначенным римлянам первосвященикам, не следует делать фактических заключений лишь из отрицательного отношения народной сатиры» (46). Т. е. и народ бывает необъективным, господа судьи, если речь идет о тех, кого он, так сказать, «по должности суверена», обязан не любить. И — «при отсутствии же обстоятельных данных, мне кажется, что даже первосвященники достойны применения к ним правила „презумпции невиновности“» (47).

Вот так. И попробуйте люди, воспитанные в нравах современного правосудия, что-то возразить!

А далее начинает перекрестный допрос свидетелей обвинения и, прежде всего, евангелистов. «Юристу дана привилегия — не принимать предложенный его расмотрению факт безоговорочно, — излагает Коэн принципиальную позицию. — Он считает своим долгом вникнуть в показания, найти и выявить их источник и оценить их достоверность, прежде чем признать данный факт доказанным. Ни репутация маститых историков и ученых глубокой древности, ни авторитет и священная неприкосновенность Писания не могут помешать ему исполнить свой долг: взвесить и оценить каждую деталь показания по достоинству… Взгляды и величайшего гения, и святейшего из людей подлежат беспристрастной критической оценке» (48).

Теперь, когда я предупредил читателей о том, что книга Коэна — не приговор по делу, а лишь выступление одной из сторон, правда, важное, потому что в защиту этой стороны на суде истории никто и никогда со времен «Истории о Йешу» не выступал (то есть примерно уже 1000–1500 лет! Да та защита была скептической и сомнительной…), можно приступить к рассмотрению аргументации адвокатуры.

Уже отмечались противоречия в описании евангелистами ареста Йешуа. Если Йешуа действительно был арестовыван римской когортой во главе с трибуном и вкупе с отрядом храмовой стражи, то, по версии Коэна, это означало одно: с самого начала он считался римским арестантом. Никогда прокуратор, ненавидевший евреев вообще, Синедрион, в частности, не послал бы римское подразделение для ареста преступника, обвиняемого в еврейских религиозных преступлениях. До них ему дела никакого не было!