Михаил Хейфец - Суд над Иисусом. Еврейские версии и гипотезы

Евреи высокомерно видели в римлянах не людей, а того самого быка. Монотеисты, единобожники воспринимали окружавшие народы, даже самые победоносные и высококультурные, как погубивших свои души идолопоклонников. (Убийственным в поражении от войск императора Тита считалось то, что за грехи Бог предал свой народ в руки «ам шфела», низменного, презренного племени.) Потому в глазах евреев-христиан, т. е. апостолов, евангелистов и их свидетелей, грех за убийство Иешуа не мог лежать на римлянах — как не может грех пасть на быка-убийцу. А вот люди Закона, люди Торы, которые участвовали в сюжете, описанном в Евангелиях, они ведали, что делают, предав единоверца суду дикого язычника. Они и есть лица, отвечающие за суть деяния перед Богом! Независимо от их намерений (как хозяин быка будет признан виновным, даже если точно не хотел гибели соседа от рогов принадлежащего ему животного: заранее должен был обдумать меры безопасности…)

Здесь мне кажется нужным немного отвлечься в древнюю историю, чтоб пояснить читателям определенные особенности тогдашней социальной психологии.

Почему римляне I-го века н. э., времен Нерона, а потом Димициана, жутко, кроваво преследовали именно христиан? В принципе религиозные гонения ведь не слишком свойственны языческому миру. Согласно представлениям идолопоклонников, каждый народ имеет собственного бога-покровителя, потому тотем одного народа и не должен считаться богом у другого… В ситуации военного поражения бог униженных не истреблялся вовсе, он лишь включался в пантеон племени-господина, но на правах покоренного, второстепенного божка. Нормы поклонения такому идолу были иными, менее почетными, чем нормы поклонения идолу победителей. Римляне не преследовали евреев за их веру (исключения бывали, но то были репрессии по сути своей политические, евреев хотели «согнуть» по религиозной части тоже, чтоб смирились с законностью чужеземного господства). Юдофобия в имерии, конечно, наличествовала, это я признаю, но носителями злобных юдофобских страстей (а не политического расчета) преимущественно оказывались как раз не римляне, а люди, оказавшиеся в сходном с евреями, полурабском положении (греки, египтяне и пр.). Римских «неграждан» раздражало постоянное еврейское высокомерие: «Почему евреи ведут себя не так, как все?»

Самоощущение единственных носителей истинной веры, веры в Единого Бога, придавало тогдашнему еврейскому поведению, даже вопреки субъективным желаниям самих людей, особую внутреннюю независимость. Она раздражала, прежде всего, других «зависимых» (помните, как в «Камо грядеши» Г. Сенкевича евреи, подданные императора, отказываются стать перед Нероном на колени? Они согласны выполнить любой приказ владыки Рима — но встать на колени перед ним не могут: это им разрешается делать только перед Богом. И Нерон принимает их отказ — как неизбежную данность). Всякую попытку внешних сил обозначить метой униженное положение, ситуацию обращенного в рабство народа (особая одежда, особый район проживания и пр.) евреи преобразовывали в символ особой Избранности их Богом. Homo sapiens, считали они, может опасаться клыков тигра или волка, яда змеи — постыдного в страхе перед превосходящей силой дикого зверя ничего нет. Но сила «фауны» ни в малой степени не означает хоть малого ее превосходства над человеком, над тем, в кого душу вдохнул Бог… Покоряясь физической мощи иноверцев, евреи не видели вовсе никаких достоинств в их религиях, соответственно в их культуре, науке и прочих умениях — евреи интуитивно презирали этих «недочеловеков», многобожников…

В 1-м веке римляне обычно не преследовали евреев за их веру. Но христиан они же терроризировали безжалостно. Почему же именно эту, в римском восприятии, всего лишь одну из еврейских сект империя выделила среди прочих единобожников?

В глазах римлян христиане считались не религиозной общиной, как прочие народы империи, но неким политическим движением. Ибо Богом, которому молились таинственные сектанты «знака Рыб», почитался государственный преступник, распятый за тягчайшее преступление по римскому закону — за «оскорбление Величества» (закон Октавиана Августа от 8 года н. э.). Террор против христиан считался политической акцией по устрашению врагов империи (таким же, как впоследствии, после восстания Бар-Кохбы, оказался религиозный террор против основой общины евреев).

…Более поздняя, чем принятая церковью датировка Евангелий, нужна была критикам-«библеистам» вот для чего: она давала понятное, земное, политическое объяснение юдофобских выпадов Евангелий. Если Евангелия написаны позднее, чем считает церковь, т. е. уже после гонений Нерона, после преследований Домициана, то в юдофобии книг выявлялся отчетливый и понятный «критикам» политический смысл. Обвиняя в убийстве Иешуа только судей Синедриона и смягчая преступление Пилата, доказывая, что римский прокуратор сомневался в вине подсудимого, что Иисус пал жертвой внутриеврейских интриг, авторы Евангелий, по мнению «библеистов», пробовали спасти свою общину от физического истребления карателями империи. Мол, наш казненный рабби против Рима ничего и не замышлял, даже ваш судья, «от Рима», отлично знал это уже тогда, на месте события, но просто запутался и пал жертвой внутриеврейских «разборок». Авторы Евангелия, по мнению «библеистов», действовали, как любые иные руководители еврейской общины, стремившиеся спасти единоверцев от гибели любой ценой: кроме идолопоклонства, кровосмешения и убийств, любая уловка в подобной ситуации считалась религиозно оправданной для достижения столь благородной цели.