Елена Сергеева - Блаженная Ксения Петербургская - Жизнь, чудеса, святыни

Идут барыни. В Древней Руси ходили по улицам боярские дети и просили у прохожих на выпивку, но барыни и чиновницы-нищие, кажется, явились только с половины прошлого века. Одною из главных причин этому было уничтожение права кормиться как хочешь, которое предоставлялось старинным чиновникам. Кормление было уничтожено, и чиновник должен был получать плату за работу, и вот на бумаге он стал получать плату, приблизительно по 50 копеек серебром в месяц, как получают до этой минуты многие чиновники 2-й Московской гражданской палаты, а в сущности остался кормленщиком, за что его выгоняли из службы, и чиновницы стали ходить по миру. Вот что говорили о них в прошлом веке: «Теперь многие офицерские жены с 12 и 14 лет дочерьми своими, которых не соглашаются (?) отдать ни в какое учение, присоединяются к нищим». Проходит почти сто лет, и другое лицо в 1849 году доносит правительству следующее: «Масса, от титулярных советниц до губернских секретарш, нисколько не отличается от солдаток и мещанок, тем более что мужья были на службе, и жены, может быть, и до замужества жили в каморках, подобных тем, которые теперь служат им печальными приютами на старости. Они только возвратились в первобытное состояние, большею частию вовсе не знают грамоты. При этом полном недостатке всякого нравственного образования (?), к коему еще присоединяется и свычка с грубою нищетою (иная уже 30 лет, как титулярная советница по одному лишь имени), они, повторяю, нисколько не отличаются ни по потребностям своим, ни по своему званию, ни по занятиям от прочих… нищих». И вот ходит по городу титулярная советница, собирающая на бедность, а за ней ходит барыня, которую дразнят, что она курицу украла, потом – дама, лет пять собирающая на выезд с больным мужем в Пензенскую губернию, и еще дама, лет 25. Эта собирает для прокормления своих сирот, которым она единственная опора, или, одевшись в черное, она просит на похороны своей мамаши; а то она раз явилась вся в лохмотьях и рассказывала, что ее обокрали и что у нее ничего краше нет, как только то, что на ней.

П. Сведомский. Юродивый

За барынями бегут просто бабы. Тут ежедневно увидите пьяную бабу, которую и в часть уже не берут, и еще бабенку лет 30, сбирающую по болезни и очень приятную рядским ребятам, которые с ней заигрывают.

Появляется фаланга нищих торговцев всех наций, всех возрастов, всех званий. Толпы немецких нищих, приманенных в Москву русской щедрой милостыней. Вы увидите тут и с корзиночками, и с метелочками, и со стеклянными фигурками, и со статуэтками, и душат они вас своими немецкими причитаниями. Из этих виднее всех бабы, кричащие пронзительным голосом: «Ниточек, ниточек!», причем с визгом ударяется на букву «и». Далее кричат: «Шнурочков! Чулочков!», а между тем каждая из этих торговок только и глядит, где бы ей что стащить, или у кого что-нибудь вытащить. Заметим из них одного 70-летнего кривого старика. Он в одно и то же время промышляет несколькими способами: продает светильни с лампадками, сбирает милостыню и потом ради удовольствия рассказывает сказки, пляшет и поет. К числу этих нищих промышленников едва ли следует отнести некоторых, сбирающих на построение церквей. Их вы встретите везде, и в городе, и на рынках, на базарах, в вагонах железной дороги, у церквей, у соборов, и особенно у Иверской. Не желая беспокоить читателя собственными наблюдениями над этими людьми, мы укажем на свидетельство о них одного лица, писавшего в 1829 году, по поручению министра внутренних дел, следующее: «Один из источников происхождения нищих – [сбор] мирских подаяний, на бедных ли, на сооружение ли храмов, по подпискам, или по книгам, выдаваемым от духовного начальства. Переход с таковыми книгами из города в город, из селения в селение монахов, монахинь, церковнослужителей и крестьян не уменьшает, но увеличивает сословие нищих и праздношатающихся; притом, едва ли из собранных таким образом денег половина достигает своего назначения».

Если мы оставим печальную действительность и заглянем в будущее, то и там, всматриваясь, мало найдем утешительного, так лучше опустим же завесу… и пойдем далее.

Копеечная милостыня гибельна как для нищих, так и для тех, кто ее подает. Редко человеческое достоинство унижается до такой степени, чтоб хладнокровно протягивалась рука за милостыней, чтоб, выпрашивая подаяние, человек не чувствовал мучительной боли унижения. Но какова же эта боль, когда нищий видит, что богач вместо оказания помощи подает копеечку! Но мало-помалу вечное моление, вечное выпрашивание, вечное поклонение обращаются в привычку, и наконец человек падает окончательно. В то же самое время милостыня не меньше унижает и самого подающего ее, – она, как крепостное право, есть меч обоюдоострый. А потому, если человек легко может оподлеть в нищенстве, то еще легче подлеют люди среди ежедневной милостыни. Таков закон природы, что всякое насилие над человеком оплачивается на виновниках сторицею. Мы имеем в Москве несколько таких милостыне-раздавателей, в которых древнерусские понятия о милостыне и милосердии истребили всякое человеческое достоинство.