Иосиф Крывелев - Христос - миф или действительность?

Близкий к этому вывод делает Кармайкл и в вопросе о соблюдении обрядов иудаизма. Он ссылается на то место Деяний, где апостол Петр с гордостью заявляет, что в его уста никогда не входило ничего скверного и нечистого, явно имея в виду ту еду, которая запрещена иудеям предписаниями Ветхого завета. Дальше рассказывается о видениях, довольно гуманно намекавших Петру на несущественность этих запретов. Но это уже связано с каким-то другим этапом в развитии христианства, а на самой ранней ступени этого развития о таком либерализме речи не было.

Впрочем, Кармайкл считает, что Иисус был против педантизма пресловутых 613 предписаний иудаизма в отношении поведения человека в быту. Точнее сказать, по его мнению, Иисус не считал соблюдение этих предписаний необходимой и достаточной гарантией входа в царство небесное. В этой связи можно вспомнить евангельские изречения, что не человек для субботы, а суббота для человека; не то оскверняет, что в уста входит, а то, что из уст выходит; и т. д. С фарисеями Иисуса разделяло прежде всего именно это либеральное отношение к нормам скрупулезно разработанной ритуальной набожности.

Свое утверждение о чисто иудейском характере проповеди Иисуса Кармайкл основывает и на той реакции, которую вызвала эта проповедь со стороны римлян. Известно, что римские власти были в общем весьма терпимы к инаковерующим и, как правило, не подвергали преследованиям последователей других религий. Их интересовали не столько религиозные, сколько политические дела и движения. Почему бы они сочли нужным расправиться с Иисусом, если он был «только» основателем новой религии? Очевидно, рассуждает Кармайкл, они это сделали потому, что он представлял для них не религиозную, а социальную опасность.

Он мог быть для них опасным в этом отношении, только оставаясь на почве иудаизма, сохраняя связь с иудейским народом, возглавляя его целиком или в какой-то части в качестве религиозно-политического вождя. Автору Иисус представляется в образе пророка в старом смысле, инспирированного богом и призывающего народ идти путем божиим, чтобы быть готовым к царствию небесному. При этом внутри иудаизма Христос в какой-то мере отделял себя от господствующих и правящих кругов еврейского населения. Он пытался опереться на тех, кто именовался «амгаарец», — на людей необразованных, невежественных, не знающих грамоты. Иначе говоря, Христос был вождем демократического движения широких масс еврейства и призывал их следовать за ним как за пророком, стоящим в одном ряду с известными народу, по меньшей мере, по имени пророками Ветхого завета.

Если это так, то, значит, делает вывод Кармайкл, Иисус пришел только ради Израиля; в его время не могло быть иначе. И только после его смерти, в ходе дальнейшего развития христианства, движение потеряло свой прежний характер, а его совершенно иудейские истоки были ретушированы в благочестивых целях.

В аргументации Кармайкла не обходится без натяжек и одностороннего подбора материалов. Действительно, в тексте евангелий господствует в общем иудейская тенденция. Свой огонь Иисус направляет не против иудаизма, а против фарисеев и книжников, поскольку им, как можно понять из евангелий, приписывается грех извращения Моисеева закона. Верно, что многие поучения Иисуса направлены к лучшему выполнению этого закона. И в то же время евангелия содержат и следы противопоставления Иисусом своего учения ветхозаветному. «Вы слышали, — говорит он апостолам, — что сказано древним…»; тут же он ссылается на ту или иную из десяти «моисеевых» заповедей, но противопоставляет им свое: «А я говорю вам…» Сказано — не убивай! — а Иисус запрещает даже гневаться на другого человека. Сказано — не прелюбодействуй! — Иисус запрещает даже смотреть на женщину с вожделением. Ветхий завет разрешает разводиться, а Иисус, сославшись на это разрешение, тут же, по существу, осуждает его. Отвергает он и такое существенное наставление Ветхого завета, как «Око за око, зуб за зуб»; вместо исполнения этого жестокого и вполне недвусмысленного предписания Иисус учит не противиться злу, подставлять другую щеку, если ударили по одной. Не может быть сомнения в том, что здесь налицо противопоставление Иисусом своего учения ветхозаветному иудаизму. Кармайкл отвлекается от этой второй стороны медали.

Можно, конечно, сказать, что те места евангелий, которые не соответствуют той или иной схеме, а в данном случае схеме Кармайкла, имеют более позднее происхождение и вставлены уже после того, как христианство отделилось от иудаизма. Но такое утверждение нуждалось бы в доказательствах, которые сами были бы независимы от этой схемы. Их Кармайкл не приводит, в то же время умалчивая о материалах, противоречащих его концепции, что говорит не в ее пользу.