Александр Шевцов - Введение в прикладную психологию внимания

Разница, если вдуматься, не такая уж тонкая: действовать самому на основании своего образа мира или продавать этот образ желающим обманываться. Но каким-то хитрым образом эту разницу видят далеко не все. И что любопытно, как раз ученые не очень хотят ее замечать. Поэтому вместо образа мира они расширяют Научную картину мира.

Любые картины мира – это не отражение мира в нашем сознании, а искусственные образования, рассказывающие о возможных мирах. Ярче всего это видно в фантастике и вообще в искусстве. Но на этом строится идеология политики, стратегия рекламы в экономике и строительство научного сообщества.

Настоящий профессиональный ученый отнюдь не искатель истины. Профессионал – это свой, который разделяет общие взгляды с сообществом таких же своих. Эти взгляды почти всегда неверны, но для этого придумано красивое научное имя – «гипотеза» и создано хитрое обоснование: научный поиск является процессом создания, выдвижения проверки гипотез. Таким образом гипотеза становится самой сутью науки, а с ней и ложность научных построений вливается в самое тело науки.

Истина же предполагается, но предполагается и то, что истина недостижима, возможно лишь приближение к ней. Поэтому, если вглядеться, то мы обнаруживаем исходную, можно сказать, догматическую ложь, введенную в самую ткань научного рассуждения как оправдание права и не надрываться из-за истины.

На языке девятнадцатого века философию науки можно было бы называть Оправданием лжи…

То, что мысль изреченная есть ложь, то есть не передает того, что ты думал, конечно, данность человеческого существования. И то, что нам не дано дать окончательных ответов на главные вопросы бытия, тоже. Но это не значит, что мы не должны стремиться к истине в каждом своем душевном движении. Психофизиологи стремились создать непротиворечивую картину человека, построенную на ложных допущениях.

Ушинский просто искал истину. Научный ее поиск предполагает исходное описание явления на основе наблюдений, а затем проверку его с помощью вопросов.

«Самое слово “внимание” показывает уже, что под ним разумеется акт взымания сознанием тех или других впечатлений внешнего мира, и не трудно убедиться, что этот акт сознания является необходимым условием превращения нервного впечатления в душевные ощущения.

Из огромного числа впечатлений внешнего мира, ежеминутно потрясающих наш нервный организм, мы ощущаем сравнительно весьма немногие; остальные же, делаясь физическими впечатлениями, не делаются психическими ощущениями.

Ухо наше открыто всегда; волны потрясенного звуками воздуха к нему прикасаются; составные части слухового аппарата дрожат; волны жидкости лабиринта струятся; погруженные в них концевые аппараты слухового нерва принимают эти движения; слуховой нерв несет их к мозговым центрам; все это совершается по неизбежным физическим законам; а между тем, если внимание наше чем-нибудь отвлечено, то мы не слышим звуков такой силы, что и малой доли ее было бы достаточно, чтобы расслушать эти звуки при малейшем внимании » (Ушинский. C. 203).

Это совершенно точное наблюдение, которое проделывал далеко не один Ушинский. Оно известно любому психологу и физиологу, но у кого-то оно вызывает желание задаться вопросами, а остальные не слышат!

Но ведь их слух и их глаза работают. Ведь они же пробежали глазами эти строки и все слова были восприняты и дошли до их «мозговых центров», так почему же вопросы не возникли?

«То есть, мы будем видеть, что нам хочется, хотя глаз наш, по законам оптики, будет отражать одновременно все элементы фигуры, всю фигуру. Не вправе ли мы вывести из этого, что глаз наш и мы – два существа различные, и что глаз наш не может видеть без нашего участия, без участия нашего внимания» (Там же.).

Никакой физиологической основы в психологии, никакой работы мозга! Если бы мы думали мозгом, мы не могли бы не понять прочитанного. Компьютер не имеет возможности выбора, выбор принадлежит мне.

Я не один, меня два: тот, что изучается физиологией, и тот, что должен бы изучаться психологией!

«Говорят, что в пылу битвы люди долго не чувствуют сильных, даже смертельных ран, и быстро слабеют или даже падают замертво, когда обратят внимание на текущую из них кровь.

Конечно, впечатления такого рода далеко перешли Веберовский порог сознания, и если бы душа наша, как утверждают материалисты, была тождественна с нервным организмом, то не было бы никакой причины не сделаться этим впечатлениям ощущениями» (Там же. C.204).