Габриэль Тард - Преступник и толпа (сборник)

Несколько цифр могут помочь проверить эти соображения. По отдельным таблицам, наполненным многочисленными справками, приложенными Марро к его труду «J caratteri dei delinquenti», я подсчитал число преступников 18 лет и моложе, которые, часто с самого раннего возраста, отмечены как покинувшие свою семью; это дает основание предполагать, на мой взгляд, что их семья обращала на них раньше слишком мало внимания. Я насчитал таких 160 душ на 472 человека мужского пола, не считая 47, которые с 18 лет и раньше остались круглыми сиротами. А на 97 честных лиц того же пола нашел только одного несироту, бросившего так рано свою семью. На этих 97 человек нормальных приходилось 14 сирот указанного выше возраста, что является пропорцией, превышающей – несомненно, случайно – пропорцию сирот-преступников. Кроме того, из одной таблицы Марро видно, что, несмотря на раннюю смерть своих родителей, преступники находились в условиях, по-видимому, не менее благоприятных, чем нормальные. Но не следует вместе с автором спешить с выводами отсюда, что дурное поведение первых больше зависит от их природы, чем от их воспитания.

И действительно, какое значение может иметь то, что эти несчастные жили у своих родителей так же долго, как и другие, если, как автор нам тотчас и показывает, их родители дают пропорцию сумасшедших, алкоголиков, эпилептиков, неуравновешенных, значительно превосходящую пропорцию таковых у родителей честных сыновей? Они были бы воспитаны не лучше, чем если бы остались сиротами. Нужно заметить (наблюдение, сделанное еще Марро), что на 76 преступников, родители которых не были ни алкоголиками, ни сумасшедшими, ни такими же преступниками, 50 осиротели очень рано – пропорция действительно громадная. Отсюда видно, что преждевременная смерть родителей играет ту же роль, что и порочность живых родителей. Благодаря дурному воспитанию, являющемуся их общим результатом, обе эти причины дают те же результаты. Допустимо ли считать возможным, даже вероятным, что меньшая преступность женщин объясняется отчасти большей заботливостью до сих пор общества об устройстве сиротских приютов для девочек, чем для мальчиков, как доказало это донесение Теофиля Русселя (1882) о благотворительных учреждениях этого рода во Франции?

Вернемся к Gil Maestre. Будущие espadista или minadores, которых он нам описывает в том возрасте, когда из них еще только вырабатывались негодяи, наверное, меньше виновны как союзники преступления, чем старьевщики и содержатели ночных притонов, укрыватели краденых предметов и укрыватели воров. Gil Maestre сообщает нам о своем знакомстве с ночлежных домом (casa di dormir), где в комнате почти без воздуха, покрытой паутиной, все посетители, мужчины и женщины, мальчики и девочки, спят, смешавшись вместе и, ввиду страшной жары, совершено нагие, но, зная хорошо друг друга, они засыпают, крепко держа в руках одежду из боязни, чтобы ее не украли.

Этот небольшой очерк преступности, присущей крупным центрам [36], был бы слишком неполон, если бы я не прибавил сюда нескольких слов о преступлении преимущественно мужском, называемым преступлением против нравственности. Чувственные желания, разжигаемые самой легкостью их удовлетворения, в скученном населении приобретают болезненную остроту. Я не хочу отрицать действия физических причин на преступность вообще, потому что его годичная кривая регулярно повышается летом, но его географическое распределение ясно указывает на преобладание социальных причин. Во Франции, например, на картах, составленных д-ром Лакассанем, преступная зараза, о которой идет речь, обозначена четырьмя пятнами, по числу четырех районов заразы; очагами ее служат четыре больших города: Париж, Нант, Бордо, Марсель. Центральное плоскогорье и несколько гор одни только целиком выступают на поверхности этого потопа. Мы имеем право думать, что большинство признанных виновными в этом преступлении были ими лишь потому, что имели несчастье родиться и вырасти в недрах или в соседстве наших Вавилонов, вместо того чтобы родиться и жить в Оверне. Но это соображение, как мы уже знаем, не препятствует их вменяемости: в них самих была заложена возможность совершения преступления; правда, она реализовалась лишь благодаря их пребыванию в городах, но от этого она не перестает быть именно их принадлежностью.

В результате, по всем внешним и внутренним признакам, по более неясным и многочисленным наружным особенностям, по более коварной и сластолюбивой натуре, по более остроумным и менее рутинным приемам, по более разнообразному и смешанному социальному происхождению своих агентов городская преступность резко противоположна сельской. Одна растет, когда другая приходит в упадок. Следует отметить, что аналогичная противоположность, но только с точки зрения времени, а не пространства, с течением времени наблюдается между преступностью первобытной и прогрессивной. Весьма полезно было бы установить основное деление преступности на два вида, тем более что в известных отношениях оно совпадает с делением преступности на случайную и привычную, долгое время поглощавшим все внимание ученых. В общем преступность привычная, которую преступник склонен укрепить в себе более, чем всякую другую, при посредстве повторения первого преступления принимает в известной стране те же самые формы, что и обычная преступность. Мы знаем, что в Италии она чаще, чем во Франции, выражается в побоях и нанесении ран – старый национальный обычай, а во Франции чаще, чем в Италии, выражается в преступлении против нравственности – старинная слабость галлов.