Игорь Погодин - Психотерапия как путь формирования и трансформации реальности

Творческий же вектор переживания вносит инновации в концепции мира. Эти новообразования могут носить относительный характер, не затрагивая основ мировосприятия, либо быть более или менее революционными. В последнем случае коллективное сознание реагирует так, как любой организм реагирует на угрозу вторжения инородного тела, а именно отвержением или, в некоторых случаях, уничтожением. Говоря об основах мировосприятия, справедливости ради стоит отметить, что представления о реальности, разумеется, не являются идентичными у разных взрослых людей на планете. Они, очевидно, варьируются от культуры к культуре, от одной субкультуры – к другой, от одного индивида – к другому. Конечно, степень ригидности и тоталитарности культуры той или иной страны или региона накладывают свой отпечаток в виде уменьшения степени отличия между взрослыми гражданами.

Я неслучайно использую словосочетание взрослый человек, поскольку именно в процессе социализации представления о мире у нас становятся значительно более стабильными и порой даже ригидными. Дети же по причине приоритета в процессе переживания творческого вектора обладают менее устойчивыми представлениями о мире, создавая его ежедневно и ежеминутно заново. И лишь выдвигаемые для них «миром взрослых» условия социализации стимулируют развитие активности приспособительного вектора переживания, что происходит, разумеется, в ущерб творчеству. В среднем концепция мира ребенка приближается к мировоззрению взрослого человека к 8—12 годам. В это время адаптационный вектор переживания, выросший в своем значении «в полный рост», начинает свое стабилизирующее и в некотором смысле хронифицирующее влияние. Таким образом, концепция мира ретранслируется от поколения к поколению, представляя собой некую форму культурального вируса.

Вернемся же к обсуждению категорий времени и пространства как базовых абстракций поля. Отметим с самого начала, что сам по себе первичный опыт совершенно не предполагает апеллирования к этим абстракциям. В зоне первичного опыта нет представлений о «там» или «тогда». Конечно же, скажут мне, в психотерапии имеет значение только «здесь и сейчас». Но и это не совсем верно. «Здесь и сейчас» является не в меньшей степени абстракцией, чем «там и тогда» [8], поскольку также предполагает сегментирование опыта, часть из которого вытесняется за пределы переживания. Так, например, будущее и прошлое, а также отдаленные в пространстве события переживать невозможно. Разве что только через призму размещения их репрезентации в «здесь и сейчас». Например, важным постулатом гештальт-подхода в психотерапии является рекомендация размещения рассказов о событиях прошлого или фантазий о будущем в актуальном контакте. Так, как это актуально именно сегодня. В некотором смысле это движение вперед по сравнению с использованием сегментов поля под названием «прошлое» и «будущее» лишь в качестве фона, объясняющего актуальные проблемы и симптомы клиента. Тем не менее сегменты поля, не вписывающиеся в «здесь и сейчас», оказываются как будто изгнанными из переживания. Как правило, воспоминания о прошлых событиях и фантазии воспринимаются с поправкой на их несвоевременность, что проявляется, например, в качестве переживания.

Повторю, что собственно первичный опыт не предполагает существования абстракций. В динамике возникающих феноменов нет значения, к какому сегменту поля они относятся. Нет вовсе пока никаких сегментов. В реальности, однако, такое положение вещей не случается сколько-нибудь продолжительное время. Мы привыкли мыслить и переживать, используя абстракции. Категории времени и пространства немедленно сегментируют осознавание и переживание. Часть абстрагированного опыта помещается в «здесь и сейчас», другая же транспортируется в «там и тогда». Психотерапевтический процесс, как правило, фокусируется в большей степени на первой части, тогда как вторая, подчиняясь принципу прегнантности, наделяет смыслом первую. Такое положение вещей представляется мне максимально привычным для человека современной цивилизации.

Причем договоренности об абстрагировании и сегментировании поля являются столь неоспоримыми и устойчивыми, что человек, вольно или невольно их нарушивший, рискует подвергнуться сегрегации на основании его безумия. И действительно, если кто-либо из нас вдруг начнет переживать феномены «прошлого», «будущего» или «отдаленного» так же ярко, как относящиеся к «здесь и сейчас», то, скорее всего, это вызовет подозрения со стороны окружающих людей в его душевной сохранности. Понятия «бред» и «галлюцинации» окажутся здесь как нельзя кстати. Тем не менее науке и общественному сознанию, разумеется, известны случаи, когда одаренные [9]люди переживали происходящее в «прошлом» и «будущем», а также далеко от места их нахождения так отчетливо, что позволяло им маркировать это как реальность. Я уж не говорю о тысячелетних традициях разных народов, проявляющихся в ритуалах и носящих схожий характер, а также многочисленные кинофильмы и книги, в центре внимания которых находится способность людей актуально переживать «там и тогда».