Во время одного из сеансов пациент попросил начать пятничный сеанс на четверть часа раньше, чтобы он мог успеть на поезд, так как ему надо было ехать куда-то по работе. Придя в пятницу, он очень подробно и обсессивно описывал свое беспокойство по поводу опоздания на поезд, возможности попасть в пробку и так далее, а также то, как он попытался оградить себя от этих проблем. Еще пациент обсуждал тревогу относительно потери членства в клубе, который он не посещал, а также говорил о друге, который был не очень приветлив с ним в телефонном разговоре. Джозеф интерпретировала его ощущение себя ненужным, связанное с выходными, чувство исключенности и потребность не уехать, а, наоборот, остаться со своим анализом. Но несмотря на аккуратно и подробно изложенные идеи, она чувствовала, что не достигла с ним настоящего контакта и не помогла ему с его тревогой. Пациент тем не менее подхватил ее комментарий относительно его потребности быть внутри и в безопасности. Он начал говорить «теперь совершенно в ином духе, плавно, о том, как напоминает эта проблема его затруднения при смене работы, переезде на новое место работы, покупке новой одежды» и так далее, и так далее. Джозеф продолжает:
В этот момент, думаю, возникла интересная вещь. Все, что он говорил, казалось справедливым и важным само по себе, но мысли больше не продумывались: они стали словами, конкретными аналитическими объектами, в которые он мог погружаться, оказываться втянутым, как если бы они были неким психическим приложением к физическому телу, в которое он уходил на сеансе. (P. 165)
Для Джозеф эти ассоциации представляли собой действие. Они позволили ее пациенту избежать необходимости испытывать ощущение отдельности и покинутости, как психической, так и физической, или размышлять о нем. Вместо этого он смог окунуться в ощущение разделенного и согласованного с нею фантазийного понимания себя – ощущение общности.
В конечном итоге Джозеф сообщила ему, что, по ее мнению, произошло. Он был потрясен: «Когда вы это сказали, в меня как будто воткнули нож».
Этот пример иллюстрирует точку зрения, которую Джозеф представляла снова и снова, обучая и супервизируя: «интерпретации редко выслушиваются исключительно как интерпретации, за исключением тех случаев, когда пациент близок к депрессивной позиции». Она продолжала разрабатывать идеи, выдвинутые несколькими кляйнианскими мыслителями, относительно различий в переносе пациентов, находящихся в состоянии психического функционирования, более или менее соответствующего параноидно-шизоидной или депрессивной позиции.
Семья и воспитание
Бетти Джозеф родилась 7 марта 1917 года в Эджбастоне, Бирмингем, втором по величине городе в Англии; в то время он был центром агломерации региона Мидлендс, который в свою очередь являлся средоточием обрабатывающей и машиностроительной промышленности страны. Семейная история, рассказанная племянником Джозеф Генри Херцбергом, гласит, что, поскольку в семье уже была девочка, Джозеф ждали как мальчика. Чтобы удовлетворить эти ожидания, ей дали имя Бетти – в честь дяди по материнской линии, которого звали Берти. Два года спустя родился брат.
И ее отец, Генри Джозеф, и мать происходили из англо-еврейских семей, которые на протяжении нескольких поколений занимались в Мидлендсе производством ювелирных изделий. Генри не захотел участвовать в семейном бизнесе и получил образование инженера-электрика. В конце Первой мировой войны, когда Бетти был всего один год, он вдвоем с партнером начал собственный маленький бизнес. В первые годы этот бизнес едва выживал, а во время рецессии 1931 года почти прогорел, так что семья в то время была не слишком обеспеченной. Всех троих детей отправили в среднюю классическую школу (бесплатная академически ориентированная часть государственной образовательной системы) в Вулверхэмптоне, где семья обосновалась, чтобы быть ближе к бизнесу отца. Но в 1933 году, когда Джозеф было 16, ее мать унаследовала небольшое состояние, и семья вернулась в Бирмингем.
Хотя родители Джозеф были очень консервативными, она в подростковом возрасте начала склоняться к левой идеологии. Как и многие из ее поколения, она вступила в коммунистическую партию и посещала собрания – зачастую в пятницу вечером, когда остальные члены семьи по еврейской традиции собирались все вместе.
В 1936 году, в период оборонного бума, предшествовавшего Второй мировой войне, электротехническая фирма отца начала процветать; однако вскоре, в 1941 году, когда Джозеф было всего 25 лет, к великому ее прискорбию, отец умер. Джозеф описывала племяннику свое ощущение, что как взрослый человек она по-настоящему отца не знала и что он не знал ее тоже. Зато с матерью все было иначе. Она прожила до 1966 года, когда Джозеф было 49 лет. По-видимому, Джозеф походила на мать не только внешне, но и по характеру: в частности, унаследовала от матери стоицизм и силу личности. Джозеф навещала свою мать при любой возможности, путешествовала вместе с ней и познакомила ее со многими своими друзьями. Под руководством ее брата Боба семейный бизнес продолжал процветать, и позднее их электротехническая фирма стала ведущей в западном Мидлендсе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу