Ирина Брестер - Грани моего Я

– Какой именно вопрос показался вам глупым?

Она долго молчит, погрузившись в отупение. В голове не рождается ни единой мысли. Защиты, сплошь одни защити!

– Простите, а как вас зовут? – неожиданно спрашивает она.

Мы знакомы уже несколько месяцев. Она никогда не обращалась ко мне по имени.

– Ольга.

– Понятно, – она поджимает губы так, будто ей дали кислинку вместо лакомства.

– Что именно вам стало понятно?

– Ну, у вас слишком простое имя для… для психоаналитика. Я ожидала чего-то более зрелищного.

– Что для вас было бы более зрелищным?

– Например, Ванесса. Это имя мне нравится.

– Вы считаете это имя зрелищным?

– Конечно. Или, например, Октавия.

– Тоже зрелищное имя?

– Но ведь не то, что у вас! Что такое Ольга? Кстати, почему вас так назвали?

Нападение – лучшая защита. И здесь самое главное – не дать ей возможности перехватить инициативу. Она сейчас в глубоком переносе. И очень хочет меня наказать.

– Очевидно, для вас имеет значение то, какое имя дают человеку, – подытоживаю я. – Кто дал вам ваше имя?

– Папа. Моя мать хотела назвать меня Миленой, но он сказал: будет Елена.

Я помню, что мне она представилась как Алёна.

– Какое имя вам нравится больше?

Она задумалась ненадолго.

– Пожалуй, я была бы не против, если бы меня называли Милена. Но… вы же не станете этого делать.

Она посмотрела на меня такими умоляющими глазами, что на миг я почувствовала себя настоящим агрессором. Она просила милости, будто ребёнок, глядящий на маму снизу вверх, потягивая её при этом за рукав платья. Ребёнок просит игрушку, которая ему понравилась. Но суровая мама не желает ничего понимать, потому что бюджет их семьи строго ограничен, и список необходимых приобретений, составленный накануне, уже подошел к концу. В нём не было никаких игрушек. Возможно, просто забыли указать. Или пообещали купить её позже, в следующем месяце. Дети так легко обо всём забывают, что не стоит придавать значение эпизодическому разочарованию.

Я углубилась в рассуждения и, кажется, пропустила момент, когда пациентка вернулась в реальность. Такое иногда может происходить, и для терапевта очень важно понять причину появления такой реакции со своей стороны. Возможно, речь идёт о моём собственном травматичном переживании, которое мне не удалось проработать до конца. И если так, к моему сожалению, полноценной сессии сегодня не получится. Но закончить её раньше времени я не могу. Это может сделать только она.

Три минуты молчания. Пациентка не произнесла ни слова. Она смотрела на меня, ожидая, как обычно, очередного «глупого» вопроса. Но я не могла её ни о чём спросить. В наш диалог включилась моя защита.

* * *

– Ты чем-то недовольна. Даже как будто раздосадована, – заметил Олег сразу, как только я вошла в вип-ложе. Портьера задвинулась, свет погас. Мы оказались в темноте. Но уже через несколько секунд зажглись огни рампы, и по всему периметру зала стала растекаться лёгкой волной голубоватая дымка. А потом появилась музыка, заполнившая собой оставшееся пространство, и нам ничего не осталось, как внимать ей.

Отвлечься было сложно. Как только на сцене появились актёры, я снова вспомнила о своей неудачной сессии. Почему сегодня всё сложилось именно так? Мне казалось, я абсолютно готова. Сомнения отринуты, гипотезы выстроены и подтверждаются одна за другой. Пациентка включена в работу, и трансформация неизбежна. Что же произошло за то время, что мы не виделись?

Я смотрела на сцену, но не видела ничего. Мелькали тела без чётко прорисованных лиц. Я слышала голоса, раскаты грома, фонившие в тему повествования, звуки флейты – лирические и трогательные. Это должно было быть безумно красивым. Но я не замечала ничего, кроме своего поражения.

– Кажется, мне пора на супервизию, – произнесла я вслух.

– Что? – Олег, похоже, не расслышал.

Я посмотрела на него отрешённо, словно и его в этот момент не существовало. Знаю, он не заслуживает такого равнодушия с моей стороны. Но чувство досады внутри меня сильнее. Я так и не научилась принимать поражения.

По окончании спектакля он предложил заехать на набережную, зная, как я особенно люблю это место. Дорогой мы больше молчали. Когда подъехали, Олег обратился ко мне:

– Оля, послушай меня. Я вижу, с тобой что-то происходит. Ты сегодня сама не своя. Может, я могу тебе чем-то помочь?

– Не уверена.

– Это касается твоей работы? – догадался он.

– Да. Взаимоотношений с одной из моих пациенток.