Эрик Берн - Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры (сборник)

Родители сознательно или бессознательно с рождения учат детей, как себя вести, о чем думать, что чувствовать и воспринимать. Освободиться от этого влияния нелегко, потому что оно глубоко укоренилось и совершенно необходимо для биологического и социального выживания в первые два или три десятилетия жизни. Такое освобождение возможно только тогда, когда индивидуум начинает независимую жизнь, то есть становится способен на осознание настоящего, спонтанность и близость, и понимает, что именно из родительского наследия хочет сохранить. В определенный момент жизни он принимает решение, как будет адаптироваться к родительским наставлениям. Адаптация представляет собой последовательность решений, которые можно отменить, поскольку при благоприятных обстоятельствах решения могут стать обратимыми.

Следовательно, достижение независимости заключается в освобождении от всего необязательного, от того, что обсуждалось в главах 13–15. И такое освобождение никогда не бывает окончательным: происходит постоянная борьба со стремлением повернуть назад.

Прежде всего, как поясняется в тринадцатой главе, необходимо отбросить племенные или семейные традиции, как в случае с жителями деревни на Новой Гвинее, описанными Маргарет Мид; потом освободиться от влияния родителей, а также от влияния социального и культурного окружения. То же самое относится к требованиям современного общества в целом. Затем полностью или частично нужно принести в жертву преимущества, которые дает непосредственное социальное окружение. Затем нужно отказаться от всех преимуществ и вознаграждений, какие дает поведение Брюзги или Ничтожества и которые описаны в главе четырнадцатой. Вслед за этим индивидуум должен добиться личного и социального контроля так, чтобы все классы поведения стали для него предметом свободного выбора. Тогда он способен на свободные от игр взаимоотношения, описанные в главе пятнадцатой. В этот момент он может развить свои способности к независимости. В сущности, вся процедура сводится к дружескому разводу со своими родителями (и с другими Родительскими влияниями) так, чтобы родители могли время от времени приезжать в гости, но больше не могли бы господствовать.

Мрачная картина представлена в первой и второй частях этой книги — человеческая жизнь состоит преимущественно в заполнении времени в ожидании прихода смерти или Санта-Клауса, причем у человека очень мало возможностей выбора, чем он будет заниматься во время этого долгого ожидания. Такая картина распространена повсеместно, но не является обязательной. Некоторым счастливчикам дано нечто, не входящее в рамки любых классификаций поведения: это и осознание настоящего, и спонтанность, и нечто более ценное, чем любые игры, — подлинная близость. Но для неподготовленного человека все три возможности могут быть пугающими и даже опасными. Возможно, для большинства лучше оставаться такими, какие они есть, и искать решение своих проблем в сотрудничестве с себе подобными, в том, что мы называем «общностью». Это может означать, что для человечества в целом нет надежды, но для отдельного человека она есть.

Эта книга является непосредственным продолжением моей предыдущей работы о трансакционном подходе и рассматривает новейшие достижения теории и практики за последних пять лет, главным образом — стремительное развитие сценарного анализа. За этот период резко увеличилось количество подготовленных трансакционных аналитиков. Они проверяли теорию во многих областях, включая промышленность, образование и политику, а также в различных клинических ситуациях. Многие внесли свой собственный оригинальный вклад, о чем упоминается в тексте или в примечаниях.

Книга первоначально рассматривалась как продвинутый учебник психоанализа, и профессионалы различных направлений без труда переведут на свой язык простые положения трансакционного анализа. Несомненно, ее будут читать и непрофессионалы, и по этой причине я пытался сделать ее доступной и для них. Чтение потребует размышлений, но, надеюсь, не расшифровки.

Говорить о психотерапии можно по-разному, в зависимости от того, кто с кем говорит: врач-психиатр с врачом-психиатром, врач-психиатр с пациентом или пациент с пациентом, и разница может быть не меньше, чем между мандаринским и кантонским наречиями китайского языка или древнегреческим и современным греческим языками. Опыт показывает, что отказ, насколько возможно, от этих различий в пользу чего-то вроде lingua franka [24] Смешанный язык, жаргон, включающий элементы романских, греческих и восточных языков в Восточном Средиземноморье. — Прим. пер. способствует «коммуникации», к которой так пылко стремятся и которой так настойчиво добиваются многие врачи. Я старался избегать модных в социальных, бихевиористских и психиатрических исследованиях повторов, излишеств и неясностей — как известно, эта практика восходит к медицинскому факультету Парижского университета XIV века.