Зигмунд Фрейд - Психопатология обыденной жизни

Мы подошли теперь ко второму вопросу (каковы психологические условия, нужные для того, чтобы та или иная мысль была вынуждена искать себе выражения не в полной форме, а в форме, так сказать, паразитарной, – в виде модификации и расстройства другой мысли). На основании наиболее ярких примеров дефектных действий, скорее всего, хочется искать эти условия в том отношении, которое устанавливается к функции сознания, в определенном более или менее ясно выраженном характере вытесненного. Однако при рассмотрении целого ряда примеров характер этот все более и более растворяется в ряде расплывчатых намеков. Склонность отделаться от чего-нибудь в силу того, что данная вещь связана с потерей времени, либо соображения о том, что данная мысль собственно не относится к задуманной вещи, – она, по-видимому, выступает в качестве мотива для вытеснения какой-либо мысли, вынужденной затем искать себе выражение путем расстройства другой мысли; то есть играет ту же роль, что и моральное осуждение предосудительного эмоционального импульса, или же происходит от совершенно неизвестного хода мыслей. Уяснить себе этим путем общую природу условий, определяющих собою дефектные и случайные действия, невозможно. Одно только можно установить при этих исследованиях: чем безобиднее мотивировка ошибки, чем менее избегает осознания мысль, сказывающаяся в этой ошибке, тем легче разгадать феномен, коль скоро на него обращено внимание. Наиболее легкие случаи обмолвок замечаются тотчас же и исправляются самопроизвольно. Там, где мотивировка создается действительно вытесненными импульсами, там для разрешения требуется тщательный анализ, который порою встречается с трудностями, а иногда и не удается вовсе.

«Подобно сознательным, существуют и бессознательные фантазии, или сны наяву»

Мы имеем, таким образом, право вывести из этого и последнего рассмотрения указание на то, что удовлетворительное выяснение психических условий, определяющих собою дефектные и случайные действия, можно получить лишь подойдя к вопросу иным путем и с другой стороны. Мы хотели бы, чтобы снисходительный читатель усмотрел из этих рассуждений, что тема их выделена довольно искусственно из более обширной связи.

VII.Наметим в нескольких словах хотя бы направление, ведущее к этой более обширной связи. Механизм ошибок и случайных действий, насколько мы познакомились с ним при помощи анализа, в наиболее существенных пунктах обнаруживает совпадение с механизмом образования снов, который я разобрал в моей книге о толковании снов, в главе о «работе сна». Уплотнение и компромиссные образования ( контаминации ) мы находим и здесь, и там. Ситуация одна и та же: бессознательные мысли находят себе выражение необычным путем, посредством внешних ассоциаций, в форме модификации других мыслей. Несообразности, нелепости и погрешности содержания наших снов, в силу которых сон едва не исключается из числа продуктов психической работы, образуются тем же путем (хотя и более свободно обращаясь с наличными средствами), что и обычные ошибки нашей повседневной жизни. Здесь, как и там, кажущаяся неправильность функционирования находит объяснение в своеобразной интерференции двух или большего числа правильных актов. Из этого совпадения следует важный вывод. Тот своеобразный вид работы, наиболее яркий результат которой мы видим в содержании снов, не должен быть относим всецело насчет сонного состояния психики, раз мы в феномене дефектных действий находим столь обильные доказательства того, что он действует также и наяву. Та же связь не позволяет нам усматривать в глубоком распаде душевной жизни, в болезненном состоянии функций необходимое условие для осуществления этих психических процессов, кажущихся нам ненормальными и странными.

Верное суждение о той странной психической работе, которая порождает и дефектные действия, и сонные видения, возможно лишь тогда, когда мы убедимся, что симптомы психоневроза, а особенно – психические образования истерии и навязчивого невроза, повторяют в своем механизме все существенные черты этого вида работы. С этого должны были бы, таким образом, начаться наши дальнейшие исследования. Но рассмотрение дефектных, случайных и симптоматических действий в свете этой последней аналогии представляет для нас еще и особый интерес. Если мы поставим их на одну доску с действиями психоневроза, с невротическими симптомами, то приобретут смысл и основание два весьма распространенных утверждения: что граница между нормальным и ненормальным в области нервозности не прочна и что все мы немного нервозны. Можно независимо от врачебного опыта конструировать различные типы такого рода едва намеченной нервозности – то, что называется атипичной формой невроза: случаи, когда симптомов мало или когда они выступают редко или не резко; когда, таким образом, снижены количество, интенсивность или продолжительность болезненных явлений. Но, быть может, при этом останется необнаруженным как раз тот тип, который, по-видимому, чаще всего стоит на границе между здоровьем и болезнью. Этот тип, в котором проявлениями болезни служат дефектные и симптоматические действия, отличается именно тем, что симптомы сосредоточиваются в сфере наимéнее важных психических функций, в то время как все то, что может претендовать на более высокую психическую ценность, протекает свободно. Противоположное распределение симптомов, – их проявление в наиболее важных индивидуальных и социальных функциях, благодаря чему они оказываются в силах нарушить питание, сексуальные отправления, обычную работу, общение с людьми, – свойственно тяжелым случаям невроза и характеризует их лучше, чем, скажем, множественность или интенсивность проявлений болезни.