Наталия Инина - Испытание детством. Что мешает нам быть счастливыми?

Когда я узнала эту историю из уст уже взрослой О., я поняла, что стоит за многими проблемами этой женщины. Ее мать была очень красивой женщиной, а О. считала себя уродиной, прятала свою прелестную фигуру в блеклые бесформенные вещи, надежно скрывающие ее утонченную неброскую красоту. Ее мама была уверенной, артистичной, любила находиться в центре внимания, а О. была ужасно закомплексованной, стеснительной, вела себя так, будто все время извинялась за себя, будто ее присутствие требовало оправдания. Ее мать считала себя эрудированной, образованной, интеллигентной дамой, с мнением которой окружающие должны считаться априори, а О. крайне невысоко ценила свои умственные способности, хотя ее речь и ход ее мыслей говорил с очевидностью об обратном. Итак, О. не принимала себя, в ее сознание плотно впечатался образ идеальной женщины – ее мамы, до которой ей никогда не дорасти, а потому она смирилась с ролью прислуги, убогой девочки, которой позволено было жить рядом с королевой. Я сознательно употребляю эти слова, часто встречающиеся в сказках, для того чтобы подчеркнуть ту ролевую конструкцию из детства, в которой продолжала жить бедная О., уже давно став взрослой, красивой, умной, образованной женщиной. Но, как мы с вами уже знаем, образ, запечатленный в детстве, – это не кирпичик, который можно взять в руки и переложить в другое более подходящее место. Часто этот образ становится краеугольным камнем, вокруг которого строится вся наша жизнь. Так и О. застряла в этом беспомощном инфантильном образе, выстраивая в соответствии с ним отношения – сначала с мужем, который не выдержал и сбежал, а затем и в общении с собственной дочерью. О. не была похожа на свою мать, но манеры, методы, приемы воспитания, которые транслировались ей в детстве, были усвоены и адаптированы к ее типу личности, подкреплены ее собственным неврозом и расцвели пышным цветом.

Я очень хотела помочь О. Я понимала, что наша работа с ней ускорит выздоровление ее дочери, поскольку между ними была сильная эмоциональная связь. Я выжидала момент, когда она сама заговорит о своем детстве, чтобы попытаться помочь ей увидеть более полную картину происходящего. Но с печалью в сердце могу сказать следующее: любая попытка, даже самая деликатная, поговорить о ее отношениях с мамой натыкалась на монументальную стену отрицания. «Моя мать – святая женщина! Да, у нее тяжелый характер, но это наше внутреннее семейное дело, и нечего его ворошить!» – раз и навсегда отрезала она. Это была наша последняя встреча, она решила прекратить терапию. Я отступила. Я понимала, что волна боли, с которой столкнется О., войдя в эту реку, может опрокинуть ее. Думаю, у нее тогда было слишком мало внутренних сил, которые она без остатка сконцентрировала на своей болеющей дочке. Усилия О. не приносили плода, но глубинный страх, живущий в ней, блокировал поиски иных путей решения проблемы. Чего же боялась О.?

Вернемся к сказочному образу бедной служанки и прекрасной королевы. Этот волшебный мир поможет нам более точно показать, как ребенок видит своих родителей. Недавно я была в гостях и увидела там прекрасного пушистого кота, который вальяжно развалился на мягком коврике недалеко от дивана. Я хотела погладить его, но знала, что кота невозможно подчинить своей воле, нужно найти подход к нему, и я пристроилась на коврике рядом. Мы оказались почти на одном уровне, я – чуть выше относительно пола. Кот чувствовал себя в безопасности, ведь я действовала крайне деликатно, так мы и замерли рядом на мягком коврике в полном взаимном согласии и удовольствии. Я подняла глаза – все вокруг было выше меня, и диван, и ручка кресла, и журнальный столик. Тут в комнату вошел мой приятель, взрослый человек, который показался мне гигантом, великаном. Я увидела его бесконечные ноги, а его голова удивленно смотрела на меня практически с потолка. Тут я не теоретически, а вполне опытно поняла, почему психологи советуют говорить с маленькими детьми, находясь с ними на одном уровне: надо либо взять их на руки, либо сесть перед ними на корточки, чтобы ваши глаза встретились в горизонтальной плоскости. Взрослый запечатлевается в сознании ребенка как тот, кто НАД ним, всесильный и всемогущий. Постепенно на этот образ накладываются, наслаиваются другие, более поздние, однако этот первичный опыт встречи остается в глубине памяти. Если родитель мудро и чутко выстраивает доверительные, теплые, открытые отношения со своим ребенком, то этот детский опыт останется в памяти дорогим воспоминанием. «Мой папа был тогда самым сильным, а мама – самой красивой», – скажет с нежной улыбкой взрослеющий человек, обнимая поседевшего папу-очкарика и давно располневшую и постаревшую мать. Это и будет той полнотой правды жизни, которая всегда больше, чем любые схемы и конструкции, в том числе и психологические. В самих по себе этих моделях нет ничего плохого, однако если они начинают доминировать, подменять доверие и уважение между людьми, особенно между родителями и детьми, то они могут стать глубоко патогенными. Например, в тех случаях, когда родители продолжают поддерживать в сознании ребенка свое превосходство и непогрешимость, благодаря которым управлять ребенком становится значительно проще и удобнее. Достаточно просто обидеться на него, перестать разговаривать на пару-тройку дней, заставить почувствовать вину, страх отвержения и – простить! Вот тебе моя королевская милость – не забудь!