Коллектив авторов - Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия

Воздействие нового консерватизма на позиции мейнстрима проявляется в двух разных формах. В мажоритарных системах раздела власти с ними не происходит, поскольку альтернативная консервативная сила не имеет шансов добиться значимых электоральных успехов. Американская Партия чаепития – исключение, лишь подтверждающее правило: это, по сути, внутрипартийная фракция, которая борется за кадровое и программное влияние на партийный мейнстрим. В пропорциональных же системах новые консервативные силы привлекают определенную часть электората, расположенного правее центра. Многие из таких партий проходят в парламенты своих стран, есть прецеденты их вхождения в правящие коалиции.

Соответственно, «новых консерваторов» можно классифицировать по двум взаимосвязанным критериям: электоральной успешности и статусу в партийной системе. Очевидно, что более успешны такие партии в пропорциональных избирательных системах, в которых некоторые получают 20 и более процентов голосов (см. данные электоральной статистики в таблице 2). Речь идет о Партии свободы в Австрии, которая один раз даже входила в правительственную коалицию, одноименной партии в Нидерландах, партии «Йоббик» в Венгрии, «Истинных финнах», «Шведских демократах». В мажоритарных системах (кроме США, где корректно определить медианный результат «чаепития» не представляется возможным) доля избирателей, голосующих за такие партии, сопоставима с наиболее успешными упомянутыми примерами, однако она не трансформируется в адекватное представительство в парламентах.

Зачастую «новые консерваторы» получают более высокий результат на выборах в Европейский, но не в национальные парламенты, а пропорциональная система этих выборов позволяет получить заметное представительство в нем и французскому Национальному фронту, и британской Партии независимости. К утверждению, что за новых правых активнее голосуют на общеевропейских выборах потому, что этот парламент оказывает меньшее влияния на реальную политику, следует относиться с осторожностью: в большинстве случаев их показатели на близких по времени национальных и европейских выборах сопоставимы. Однако в целом такое предположение не лишено оснований. Во-первых, в кампаниях по выборам в Европарламент более выпукло стоит проблематика европейской интеграции, в том числе ее критика евроскептически настроенными новыми правыми. Во-вторых, институциональная слабость Европарламента усиливает эмоционально-протестную мотивацию голосования: голос за радикалов не чреват риском дестабилизации внутри страны. Это особенно верно во французском и английском случаях: голосование за новых правых в этих странах ослабляет истеблишмент (в первую очередь, консервативный, но во Франции – и левый), но не дает новым правым допуска в парламенты в значимых количествах. Различие между Великобританией и Францией в том, что в однотуровой системе партии трудно превратиться в значимую силу: голосование за нее будет считаться нерациональным, а в двухтуровой (французской) избиратели привыкли в первом туре голосовать по идейным предпочтениям, а во втором – выбирать «меньшее зло» среди сильных кандидатов. Таким способом французская система отсекает крайности: изначально это было направлено против коммунистов, сегодня же – против Национального фронта.

В этом контексте рассмотрим второй критерий классификации «новых правых»: степень их вписанности в истеблишмент. Большинство партий нового консерватизма остаются маргиналами с точки зрения всего (а не только консервативного) политического мейнстрима – в известной классификации партийных систем Дж. Сартори это характеризовалось не как «сегментация», а как «поляризация, т. е. идеологическое дистанцирование» (Sartori, 1976, p. 119–130). Иначе говоря, против них объединяются или их не допускают в коалиции все остальные политические силы: в качестве возможных партнеров системные консерваторы рассматривают скорее либералов или социалистов, а не своих соседей справа. Казус вхождения Партии свободы в правящую коалицию в Австрии обернулся не только протестами внутри страны и фактическим бойкотом австрийских политиков в Европе, но и резким спадом голосования за Партию свободы (с 27 % в 1999 г. до 10 % в 2002 г.).