Леонид Кроль - Как работает эмпатия. Чувствуй и побеждай

Конечно, – и это не секрет и не порок – Профессора склонны слегка «усыновляться» и «удочеряться» кем-то, кто может максимально избавить их от хлопот по устройству жизни. Теперь у него будут не одни, а двое любимых штанов, и зубную щетку он будет менять не раз в десять лет, а раз в год как минимум. Профессору нужен человек, про которого ясно, что он не съест . Это вовсе не значит, что моя знакомая Аня стала мамочкой своему мужу. Нет, мужественности в Профессоре достаточно, это не инфантильный типаж, но в каких-то отношениях он действительно некомпетентен и нуждается в руководстве – что вполне осознает и по молчаливому согласию передоверяет эти сферы жизни другим, заботливым рукам.

Профессор, как и Акакий, любит выстраивать рациональные ритуалы своей жизни – но не потому, что это главная его защита, а потому, что он глубоко равнодушен к внешней жизни и хочет, чтобы она как можно меньше вторгалась в его жизнь настоящую, внутреннюю. Ему нравится строить в голове схемы, в мыслях тоже должен быть порядок и внутренняя стройность. Вообще, он главным образом наблюдатель и совершенно точно уверен, что никакая эмпатия, никакая вовлеченность в человеческое не стоят того, что есть в нем самом, внутри. Это внутреннее обладает для него высочайшей самоценностью. Именно эта мотивация не дает ему развивать эмпатию. Но именно этот «внутренний цветущий сад», богатство его абстрактных миров парадоксальным образом делает жизнь вокруг Профессора бесплодной пустыней. А часто без связи с внешним чахнет и внутреннее. На самом деле эмпатия нужна Профессору – и нужна именно такая, на которую он способен.

Если «дырочкой эмпатии» для Акакия может стать каллиграфия или маленький садик с единственным цветком, что-то вещественное, куда он может поместить, положить свои эмоции (и именно так показать их людям – тем, кто захочет увидеть), то для Профессора очень важно создать конкретные маршруты, на которых его репертуар будет расширяться. Это все, что может привить ему толику спонтанности: прогулки по непривычным природным ландшафтам, общение с детьми, животными. Наконец, если это настоящий профессор или учитель, такой дырочкой может быть и преподавание или общение в сообществе, в какой-то момент умозрительном (предшественники, коллеги, занимающиеся той же проблематикой), но в какой-то – и реальном. Прежде всего это проблема общего языка. Математики, например, говорят друг с другом с помощью доски, символов и многоэтажных образов, которые понятны только им, они убирают все лишнее, и – хотя со стороны может показаться, что это не так, – собеседник, со-язычник тут очень важен.

Часто, как и Акакий, Профессор может выходить к людям через специальные увлечения, только у него это обычно не ручной труд, а некая дополнительная – но «игривая», «необязательная» область знания. Форумы любителей готических соборов, удодов или стареньких компьютерных мышек, собрания дегустаторов красного вина, общество переводчиков баховских кантат – те места, где Профессор может почувствовать себя гибким, остроумным, вариативным; где он может «размяться».

А разминаться Профессору необходимо не только интеллектуально и эмоционально, но и физически. Многие из них интуитивно приходили к тому, что для большей эффективности им следует как можно больше гулять и даже заниматься спортом. Бобби Фишер (классический представитель типа) был неплохим теннисистом; математик Григорий Перельман часами ходит быстрым шагом по родному Купчину. Профессору полезно, что-то обсуждая, двигать руками и перемещаться по кафедре. Ноги двигают мысль, как механизм.

Еще один «профессорский» выход к эмпатии, к человеческому – это геометрия, переходная стадия между чистой абстракцией и чем-то «земным». Вообще, любая «промежуточная» образность, которая «в какой-то мере существует», очень многое дает и основной деятельности Профессора, и глубине его побочных ходов.

Без этих «выходов», без некоторого тормошения себя Профессор костенеет и может стать неэффективным даже в своей основной деятельности, впасть в оцепенение, «окуклиться», переохладиться, впасть в спячку и отгороженность. Ему надо обязательно найти то, в чем он оживает, что придает ему ту толику творчества, ту незаметную искру, которая привлекла жену моего знакомого и которая на самом деле составляет саму суть его эмпатии: мгновенная, озаряющая мир необычная улыбка (как у Льюиса Кэрролла или его Чеширского кота).