Рон Полборн: Идеология и субъект

12. Так исполнение идеологической матрицы поведения подменяет понимание идей-ценностей, когда только эта матрица и ее исполнение воспринимается субъектом в качестве его собственной идеологии. Парадоксально, но именно в этот момент только ритуал исполнения и предлагает все оценки – все, что в рамках ритуала, верно, хорошо и т.п. Все остальное ложно. Коллективное исполнение идеологической матрицы поведения заставляет субъекта забыть, что идеология не может быть обобществлена, а идеи-ценности могут быть только частной, индивидуальной собственностью, принадлежащей … сознанию субъекта.

13. Коллективное исполнение идеологической матрицы поведения вовсе не гарантирует готовность субъекта всегда действовать в соответствии с этими идеями-ценностями. Причем изменять им он может не только в экстремальных ситуациях. Вне коллективного исполнения субъект действует в … собственных интересах, при этом вполне осознавая, что изменяет неким идеям-ценностям. Просто ему это выгодно, в то время, как в рамках коллективного исполнения, он порой вынужден действовать вопреки своей выгоде, принуждаемый к демонстрации своей преданности. Его собственные идеи-ценности «ждут» своей реализации, что особенно наглядно проявляется в период разложения доминирующей идеологии.

Возникающее противоречие между вынужденным коллективным исполнением идеологической матрицы поведения и собственными, не демонстрируемыми идеями-ценностями, приводит к неизбежному разрушению смысла существования, что переживается субъектом болезненно и приводит его в конечном итоге к личностной деградации.

Смысл – то, ради чего стоит жить.

П.Сэлфинг

Итак,

ТАК

принятая к исполнению идеологическая матрица поведения лишает субъекта собственной идеологии. Но, может быть, взамен он получает

Знание – не всегда понимание,

но понимание – всегда знание.

П.Сэлфинг

Тенденция к замкнутости (…)

присуща человеческой природе; в этом

смысле она есть судьба.

Л.Штраус

При определенном усилии субъект может идею превратить в идеал. Это звучит, по крайней мере, странно. Большинство никогда не согласиться с мыслью о том, что кто-то сознательно и целенаправленно прикладывает усилия для того, чтобы идею превратить в идеал, т.е. то, что чисто, светло, увлекательно, замечательно и т.п., но увы не достижимо. И все же это так.

Дело в том, что превращение идеи-ценности в идеал, во-первых, возможно, во-вторых, достаточно дешево, и, в-третьих, весьма рационально. А попросту выгодно. Причем, как для большинства, так и для тех, кто этим большинством пытается управлять. В отличие от идеи и особенно идеи-ценности, которая, регламентируя поведение субъекта, образует для него коридор возможного, идеал … можно игнорировать. Идеалом гордятся, любуются, к нему можно стремиться, о нем можно рассуждать и т.п. Но заранее зная о его недостижимости, большинство именно всем этим и ограничивается, как «светом далекой звезды». Большинство превращает идеал в виртуальную реальность, которая лишь украшает существование, причем не требуя каких-то особых усилий для своего воплощения.

Правда кажется непереносимой.

П.Сэлфинг

Возможность такой трансформации определяется тем, что представители большинства не понимают, а зачастую и вовсе не знают, ни своей идеологии, ни идей-ценностей, которыми они руководствуются. В лучшем случае у субъекта есть некое представление о каких-то там морально-этических ориентирах, о том, что такое хорошо-плохо, добро-зло и т.п. Мало того, истинность этого «понимания» мало кого волнует и сама эта «истинность» определяется соответствием «понимания» личному опыту и результатам наблюдений за другими.

Если об этом сказать субъекту, то, скорее всего, он отнесется к этому совершенно спокойно. Ведь он почти никогда не задает себе вопрос «Почему?» что-то произошло, «Почему?» получен такой, а не какой-то иной, результат. Обычно он ограничивается вопросами – «Кто виноват?» , затем – «Что делать?» , и потом, может быть – «Зачем?» .

Идея комфорта любой ценой предлагается нам как

высшее благо, возвращая мышление в тупик крайнего рационализма.

П. Сэлфинг

Идея, превращаясь в идеал, утрачивает, причем безвозвратно, основные свои функции. Идеал уже не определяет поведение субъекта – ведь идеал не достижим, хотя и сохраняет некоторое влияние. Кроме того, идеал уже не рассматривается как истина или заблуждение. Для субъекта он просто есть или его просто нет. Если он есть, то субъект верит в него, а если нет, то, как минимум, не думает о нем. При этом для субъекта совершенно неважно насколько тот или иной идеал соответствует объективной реальности, как он соотносится с возможностями его воплощения. Субъект поглощен либо грандиозностью, либо красотой, либо перспективами, либо… созданного им идеала и он не хочет, а иногда и боится, думать о его реалистичности. Вполне достаточно переживать предвкушение от возможного обладания этим идеалом. И вот уже идеал оторвался от идеи, зажил собственной функциональной жизнью, наполнился фантазиями и созерцательностью.