Александр Николаев: Дверь в Зазеркалье. Книга 2

Особенно страдал Сашка Синберг, который вообще любую пищу употреблял исключительно в холодном виде. Все наши попытки объяснить бабе Мане, что готовить нужно хотя бы за час до нашего прихода, успеха не имели. Ей совершенно были непонятны наши городские заморочки. «З жиру хлопци бисяться», – так объясняла она всем наши претензии.

Через десять дней трудовой эпопеи мы приобрели жёсткие мозоли на ладонях, необыкновенную стройность фигур и опасный блеск в глазах, который усиливался при виде любой еды, лишь бы только она не была приготовлена шаловливыми руками нашей поварихи. Особенно настораживал тот факт, что естественной в таком возрасте тяги к женщинам не ощущалось вообще. Правда, опытный Дышлюк, подводя итог обсуждения этой жизненно важной темы, сказал, чтобы не брали в голову, мол, при такой работе и таком изощрённом питании это более, чем естественно. «Начнём нормально питаться и всё пройдёт, мужики, как с белых яблонь дым», – сказал он философски, лёжа в перерыве на новеньком настиле и пуская кольцами сигаретный дым.

– Если не п-помрём к тому времени – слегка заикаясь, вернул всех на грешную землю Юра, – я тут вот о чём подумал. В ста метрах от нас, если доверять обонянию, находится коровник. В нём, следуя логике, должны быть коровы, а где они, там и доярки, там же, следовательно, и молоко. Господа, вы следите за причудливыми изгибами моей мысли?

Я сел на полу в позе турка и обвёл всех лежащих осмысленным взглядом:

– Коллеги, туда должен пойти Дышлюк…

– А чё это чуть что, так сразу я?

Из нашей пятёрки только Сашка Дышлюк при довольно высоком росте обладал особой внешностью начинающего аскета. Мне кажется, что именно так должны были выглядеть библейские патриархи в начале своего жизненного пути. Довольно тяжёлый труд последних дней, ограничения в питании и борода, которую он начал отпускать, лишь усиливали это сходство. Большие карие глаза горели изнутри. Их голодный блеск посторонние ошибочно принимали за огонь просветления, а иные старушки при его появлении осеняли себя крестным знамением и даже норовили приложиться к руке. Я сразу понял, что появление такой фигуры на ферме, где работали впечатлительные дамы из местного контингента, не должно было остаться незамеченным, а уж тем более безрезультатным.

– Саша, – сказал я ему, – поверь моему опыту, только ты сейчас можешь спасти нас от голодной смерти, а, соответственно, и наше мероприятие от полного краха. Дуй на ферму и не возвращайся без молока, а мы пока смотается в магазин за хлебом. Он в любом случае не будет лишним.

Дышлюк молча встал, обвёл нас взглядом идущего на смерть человека, взял пустое ведро и отправился в соседний коровник покорять мастериц машинного доения. Минут через сорок он вернулся с лёгкой улыбкой в своих бездонных глазах. В одной руке он нёс ведро молока, в другой – небольшой трёхлитровый бидон.

– Хорошие девушки живут в этом селе, – вынес он приговор, – дали бидончик сливок и ведро молока. Взамен просили, если сможем, посмотреть их неработающий кормораздатчик.

– Разумный обмен ценностями, – заметил Юра, ополаскивая под краном банку из-под майонеза, – не будем тянуть резину, кто хочет п-первым отведать сливок?

Я любил молоко и не мог представить свою жизнь без этого продукта. Синберг не пил его вообще, о пристрастиях других членов команды я попросту не знал. Короче, мы не пошли вкушать опостылевший обед, приготовленный руками бабы Мани, а взамен под три булки черного хлеба практически опустошили бидон сливок. При этом я выпил четыре, Синберг, превозмогая отвращение, две, остальные осилили по три двухсотграммовые баночки. Никому и в голову не пришла мысль о том, что это не те сливки, которые мы привыкли покупать в наших магазинах. По сути это было жидкое сливочное масло. Из нас пятерых только мой организм оказался готовым к такому биологическому удару. Остальные участники оргии через полчаса сидели, согнувшись в три погибели, впервые осознав на личном опыте, что такое настоящая печёночная боль. Поругиваясь сквозь зубы, я в одиночестве продолжал стелить полы в злополучном свинарнике.

В комнате на пятерых мне выпало спать у окна. Эта ночь показалась слегка нервной, поскольку с регулярностью в полчаса кто-то из команды срывался с постели, с выпученными глазами прыгал через меня в окно и рысью мчался к туалету. Обратный путь тоже пролегал через мою койку. К утру все страдальцы дружно решили, что лучше помереть от супа бабы Мани, чем от поноса.