Игорь Калинаускас: Путь в себя. Игры обыденной жизни (сборник)

Пришел домой, и чтоб ничего не раздражало, то есть ничего не высовывалось. А чего мы не замечаем, того как бы и не существует. День не замечаем, месяц, годы, а потом: ах, откуда такое взялось? Откуда у таких родителей такие дети? И наоборот, у таких детей такие родители? И почему невесты все хорошие, а жены – жуткие? А почему женихи все такие обаятельные, а мужья все – сволочи? Да по той же самой причине.

«Давайте хотя бы поделим, – говорят, – людей на мужчин и женщин и будем разговаривать о мужском и женском начале, об их преимуществах и недостатках. И уже хорошо, и уже не все черные. Мы – женщины или Мы – мужчины». Покажите мне такого мужчину, в котором нет ничего женского. Не вижу. И женщину, в которой нет ничего мужского, не вижу. Но все пытаются представить себе, что не существует ничего другого, что они только такие, какими себя знают.

Встретить живого человека очень трудно. Не потому, что он прячется. А потому, что мы от него бежим. Вот где источник психопатологии обыденной жизни.

Вторая патология обыденной жизни: человек многоликий, или патология масок

Следующая патология обыденной жизни состоит в том, что человек многолик. То бишь у него есть маска (персона), у него есть лица для социальных ролей, у него есть индивидуальность, у него есть сущность, у него есть искра божья, у него есть то, се, третье, десятое.

Казалось бы, ну что плохого в том, что у человека так много всего есть? Какая тут может быть патология? Не я ли сам в своих книжках и лекциях говорил, что вообще каждое общение должно способствовать пробуждению сущности? Ну, пробудили. Что дальше? Все остальное отрезать? Нельзя.

Почему? Да потому, что в человеке ничто не важнее другого, человек – целое.

Получается еще один способ защититься от живого человека: «Это не я, это моя личность». Чего ты ко мне пристал, я с ней борюсь, но пока еще не доборолся. Но я знаю, что сущность – вот она. Это не ты, говорят мне. Это твоя личность. А вот я вижу твою сущность. Она совсем другая. Это не ты, это тип нервной системы, скорость реакций, особенность организма. Это не ты, просто альтер-эго, это не ты – это суперэго. И поехало, и пошло: это не ты…

Итак, вторая большая патология нашей обыденной жизни – это когда человек не осознает себя как субъекта и поэтому полностью зависим от внешних по отношению к нему сценариев социальной жизни.

Третья патология обыденной жизни: «Это не совсем ты»

Мы можем зафиксировать следующую патологию с таким названием: это не совсем ты. Ну и, естественно, я – это не совсем я.

Мало того что мы одну стену построили из Мы, у нас есть еще вторая стена, второй пояс укрепления, еще более мощный: все не совсем, даже наши не совсем наши.

Представьте себе ситуацию: перед вами человек. Учить его не надо, учиться у него тоже не надо, не надо исправлять его недостатки – ведь это продолжение его достоинств. Берешь недостаток, делаешь достоинство.

Что же с ним делать? А ничего. Просто любить. Как это – любить и ничего с ним не делать? А древние говорят, что это и есть любовь. Именно тогда, когда вам с человеком ничего не нужно делать. А просто хочется с ним быть, бытийствовать совместно. Говорят, это и есть любовь, которая крепка как смерть, та любовь, о которой мы все мечтаем. Но для того чтобы его любить, нужно сказать, что он – такой, какой есть, это он со всем тем, что в нем есть. И даже с тем, чего в нем нет, потому что просто я этого не вижу.

Значит, патология в том, как мы воспринимаем себя и друг друга: ты – не ты и я – не я.

С этим связана еще одна проблема – неумение жить в настоящем времени, неумение принять прошлое таким, каким оно было. Постоянная борьба с прошлым – самое бесполезное из всех бесполезных занятий.

Для каждого из нас все, кто сейчас с ним рядом, самые важные (согласно мудрецу). И время вот это, сегодня, сейчас – сколько там на часах? – тоже самое важное для каждого из нас. А самое важное дело, если верить мудрецу, – это любовь между нами в данный момент. И ничего более важного сейчас не существует. Да кто же в это поверит? Ну если и «поверит», то кто же так жить будет? Вот и возникает еще один вариант бегства от живого.

Но тут же начинается бунт умозрения. Так что же тогда, все прекрасно в этом лучшем из миров? И ничего не надо делать? Ничего.