Паоло Мантегацца - Физиогномика и выражение чувств

Но поезжайте в Берген, один из самых больших городов Норвегии. Там, наоборот, вы увидите людей веселых, шумных, с эксцентрической и изобильной мимикой. Что же что значит? Ведь холодно и в Бергене! Отчего же здесь не такая мимика, как в Дрантгейме и в Христиании? А это оттого, что несколько веков тому назад в Берген было привезено значительное количество ирландских невольников, и, стало быть, вместе с кельтийской кровью сюда одновременно проникли быстрота жестов и живость мимики. Таким образом, вы сравниваете обитателей Норвегии, происходящих из различных рас. Да и кто может решиться говорить, напр., об общей итальянской мимике, когда она так различна в Неаполе и Милане, в Кальяри и Турине?

Показатели племенной мимики заключаются, однако же, и в других моментах, которые мы уже рассматривали, а именно в различиях умственного развития, культуры, характера. Если к этому присоединить еще исторические традиции, которые, в силу подражательности, кладут общую печать на всех жителей известной страны, то получится почти полный анализ тех видоизменяющих мимику влияний, которые мы разумеем под словом раса.

Подвижность черт лица донельзя разнообразна у различных племен и навсегда соответствует ступени, занимаемой ими в умственной иерархии. Так, если вести речь только о народах виденных мною, то вообще у негров я находил очень подвижную физиономию, хотя у них, вследствие недостаточного разделения труда между лицевыми мышцами, сокращаются и расслабляются сразу целые группы мимических мускулов. Но если негры проделывают много гримас, то итальянцы тоже ведь имеют очень подвижное лицо, а между тем последние стоят на гораздо более высоком уровне развития. Напротив, покоренные племена Аргентинских пампас (тегвельхи, пегуэльхи, ранквельцы и проч.) имеют самые неподвижные лица, какие только приходилось мне видеть.

У народов высшей расы употребление некоторых пищевых веществ, возбуждающих нервную систему, оказывает сильное влияние на подвижность лица. Так, привычное употребление кофе, чая, гуараны возбуждает чувствительность и делает мимику живее; между тем как привычка к табаку, опию, коке и к другим наркотическим веществам уменьшает подвижность лицевых мышц, вследствие чего физиономия приобретает крайне апатичное выражение.

В племенах близких одно к другому, те народы, которые занимаются скотоводством и земледелием имеют мимику менее экспансивную, тогда как у наций воинственных или занимающихся мореходством и торговлей, мышцы лица более подвижны и более выразительны, потому что жизнь их значительно сложнее и менее созерцательна. Всему миру известно спокойное выражение лица у восточных народов, которые всего ожидают от Бога и совершенно не знакомы, с лихорадочной деятельностью европейцев.

Если бы требовалось составить классификацию, хотя и довольно грубую, самых выдающихся этнических выражений лица, то я установил бы следующие группы:

Выражение свирепое: тобасы, пампасы, маоритяне, жители островов Вити.

Выражение ласковое: киригуанцы и большая часть гуаранцев.

Выражение апатическое: патагонцы, квикуанцы, эмаранцы, малайцы, китайцы, японцы, лапландцы.

Выражение смешное или обезьянье: негры вообще и негритосы.

Выражение тупоумное: готтентоты, бушмены, австралийцы.

Выражение интеллигентное: европейцы.

Прошу извинения за такую смелую попытку, которая обнаруживает только скудость наших знаний по этому предмету. С большой вольностью и с меньшими колебаниями мы можем развить некоторые подробности.

В главнейших чертах между выражениями всех народов земного шара замечается согласие: всюду смеются и плачут, всюду ласкают для выражения любви; всюду показывают кулак или высовывают язык, чтобы засвидетельствовать ненависть и презрение. Ла-Биллардьер видел маоритов, которые в знак радости хохотали во все горло, потирая руки; но так же смеялся Бальзак, так смеется и наш Фогт.

Различия появляются только в подробностях. Мы рассмотрим их вкратце.

Один король Новой Зеландии выл, как дитя, оттого, что наши матросы испачкали мукою его праздничное платье.

Дарвин видел фиджийца, который по случаю смерти своего брата издавал раздирающие крики скорби, и потом вдруг начинал смеяться по поводу самой ничтожной безделицы, которая казалась ему забавной. Англичане плачут, пожалуй, менее всех прочих европейцев: они стыдятся проливать слезы. Одна дама англичанка, очень образованная, упрекала меня за то, что в своем сочинении «День в Мадере» я заставил плакать Вильяма.