Паоло Мантегацца - Физиогномика и выражение чувств

Е. Вербицкий

Любовь к самому себе, конечно, есть одно из самых сильных чувств; оно, быть может, сильнее всех других, кроме разве чувства половой любви в известный период жизни. Тем не менее, для него не существует специальной мимики. Ни один художник на свете, каков бы ни был он гений, не может надеяться представить нам такую картину или статую, которая с первого взгляда заставила бы нас сказать: «Вот эгоист – человек, обольщенный своею особой». Если при закрытых дверях мы способны наслаждаться самообожанием, то эта аффективная энергия проявляется из вне в форме тщеславия, гордости или сдержанной радости; но такие интимные выражения относятся к галерее картин гордости, тщеславия и наслаждения. Напротив, когда мы боимся за свою безопасность и становимся в оборонительное положение, то в таком случае принимаем одно из многочисленных и разнообразных выражений страха или борьбы, и здесь, собственно говоря, не найдется ничего характерного для выражения нашей любви к себе. Если при помощи софизмов и ухищрений мы предоставим себе, что нам удалось схватить выражение эгоистического чувства, то и тогда наше открытие окажется чисто отрицательным; в самом деле, заключение наше относительно эгоистической любви было бы выведено только на основании полного и постоянного отсутствия выражения какого-либо благосклонного и великодушного чувства.

По строгой логической последовательности, мы могли бы отнести к личным чувствам еще и ненависть к самому себе. Но это патологическое и уродливое чувство в свою очередь развивается в ипохондрию, болезненную мнительность, в общее страдание всех чувствительных элементов нашего существа, – страдание, способное довести до отчаяния и самоубийства. Вопрос этот был подробно разобран нами в нашей «Физиологии страданий» и в общих чертах мы коснулись его уже в этой книге – в главе, посвященной мимике страдания.

Середину между страхом и любовью к самому себе, (чувством концентрическим, но преимуществу центростремительным, а потому отличающимся мимикою отрицательною) – занимает недоверие, представляющее собою начало страха, движение эгоизма, который пробуждается в виду угрожающей или предусматриваемой опасности. Тоже должно сказать о подозрении, которое весьма близко стоит к недоверчивости и имеет чисто интеллектуальное выражение с едва заметным оттенком приготовления к защите.

Недоверие, которое есть лишь начало оборонительного движения, имеет едва заметную мимику, состоящую в приподнимание бровей, в связи с образованием поперечных морщин на лбу, с поднятием верхней губы и усиленным сжатием рта.

Когда мы желаем сообщить другим свое недоверие и свои подозрения, наша мимика делается более выразительною и уже переходит в область условного языка. В подобных случаях мы искривляем лицо, в особенности рот, так что оно теряет свою естественную симметричность. Мы можем также поднимать плечи, искривлять туловище, подобно тому, как и черты лица, или же качать головою справа налево, или сморщивать нос, или, наконец, приставляем указательной палец к щеке или к нижнему веку, оттягивая его книзу. Такая мимика почти всегда сопровождается продолжительным – гмм… похожим на сопение или храп.

Здесь мы уже находимся на переходной территории, на той границе, где автоматически выражения мимики смешиваются с условным или фигуральным языком. Некоторые из этих явлений объясняются легко, остальные – в высшей степени загадочны.

Искривление лица, носа, рта, всего туловища, очевидно, указывает на то, что в известном предмете или в известной особе, о которых идет дело, есть что-то неясное, не совсем прямое, что-то фальшивое, кривое. Поэтому-то и употребляюсь выражению: вздернуть нос или сделать кислую гримасу, когда обозначают признаки недостаточного уважения, а, следовательно, и недоверия. Еще проще объясняется качание головою и другие бесчисленные знаки, служащие выражением отрицания.

Поднятие бровей указывает на желание шире открыть глаза, чтобы лучше рассмотреть неясный предмет; по моему мнение, тот же смысл имеет и движение указательным пальцем, который прикладывается к нижнему веку с тем, чтобы оттянуть его вниз. Это последнее движение, которое многим кажется неясным, может выражать только одну мысль: тут надо смотреть внимательно.