Паоло Мантегацца - Физиогномика и выражение чувств

Высокомерие —та же гордость, только с некоторым плюсом и некоторым минусом. Придатком является грубость, а недостает здесь хороших манер. Дерзость, нахальство и наглость – родные сестры высокомерия; мимика этих психических движений спускается все ниже и ниже, по мере уменьшения в них деликатности и скромности, которые мало помалу вытесняются чувствами низшего порядка.

Соответственно иерархии чувств существует такая же иерархия и в формах выражения. Мне случалось быть перед лицом королей и императоров Европы, я разговаривал с королем Арауканш Колликвео и с Кациком, повелителем парагвайцев. Все эти властители давали мне хорошо почувствовать то расстояние, ту пропасть, которая отделяет их от меня, но различным образом. Колликвео и Кацик были высокомерны и дерзки; король и император были просто только величественные и горды. Конечно, корона должна же иметь известное значение; все равно, сделана ли она из золота или из перьев попугая, носит ли ее тиран или конституционный король, – в любом случае это корона.

Из всех выражений цивилизацией налагается самая крепкая узда на выражение надменности, которое подвергается при этом резким изменениям и сильно стушевывается. Ведь всякий раз, когда мы обнаруживаем горделивое самодовольство, мы оскорбляем самолюбие другого. Если мы слишком откровенно обнаружим нашу радость перед лицом, которое нас хвалит или нам аплодирует, мы непременно внушим ему желание заменить хвалу порицанием, а аплодисменты – гавканьем. Увлечение и мода побуждают нас курить фимиам и перед героем, и перед танцовщицей; но мы хотим, чтобы и герой, и танцовщица чувствовали больше признательности, нежели гордости, и помнили бы, что нашими похвалами и венками они обязаны не столько своим заслугам, сколько нашей благосклонности. Надо побывать в Африке, чтобы видеть людей, готовых ползать животом по земле пред своим повелителем и нисколько не оскорбляющихся, если он плюнет на них. Нужно отправиться в Полинезию, чтобы увидеть там улицу, покрытую живыми людьми, которые, растянувшись на земле, образуют из себя род мостовой, по которой должен шествовать новобрачный в жилище своей супруги [76]. У нас же сами короли, входя в Парламент при громе аплодисментов, наклоняют голову в знак признательности. Драматические актеры, низводимые на уровень танцовщицы и вызываемые в тридцатый или сороковой раз, должны сгибать спину, а не выпрямляться; они должны выказывать смущение от такой чести, вместо того чтобы ею гордиться. Если бы актер или танцовщица подняли при этом голову, выпрямили бы шею и туловище, придя в восторг от бури аплодисментов, то вероятно их приняли бы за сумасшедших, и, наверное, освистали бы. Наоборот, чем более скрывается радость триумфа, тем сильнее становятся и аплодисменты; ничто так не очаровывает нас, как скромность при блестящем успехе. Только тогда мы отдаемся искренно и во всю ширь быстрым порывам восторга и удивления.

А завтра мы себя вознаградим за принесенную нами жертву ядовитыми пересудами и злыми насмешками. Так уж устроен цивилизованный человек; ему обрезали ногти и подпилили зубы, но из этих обрезанных ногтей и подпиленных зубов он все-таки умеет испускать тонкий яд, прививаемый под кожу ближнего с благочестивою миною и под лицемерным предлогом справедливости.

Под musculus superbus (см. стр. 174) автор, очевидно, имеет в виду мышцу, осаждающую нижнюю губу (m. depressor labii inter.). Это противоречит, однако, общепринятой анатомической терминологии. Дело в том, что еще со времен Кассерия и Риолана мышцей гордости, обыкновенно называют верхнюю прямую мышцу глаза (m. rectus superior), при сокращении которой взгляд направляется вверх и принимает выражение, характерное для горделивой мимики, что признается всеми и, между прочим, самим автором этой книги. Поэтому, вероятнее всего, что почтенный автор просто случайно ошибся в применении означенного термина, вовсе не имея в виду извращать произвольно его значение и таким образом запутывать номенклатуру.

Кстати отметим, что в анатомии существует не мало других синонимов, определяющих более или менее удачно мимические роли различных мышц при известных душевных волнениях. (П. П. Лесгафт, « О генетич. связи между выраж. лица и деятельн. мышц», Труды Антрополог. Отдела Моск. Общ. Любит. Естествозн. и Антропологии, т. 5, Антрополог. выставка 1879 г., т. III стр. 300). Высокое значение глаза, как органа мимики, сказалось и в анатомической терминологии: все четыре прямые мышцы его окрещены мимическими синонимами. Верхняя прямая, как уже сказано, обозначается мышцей молодости, m. superbus s. sublimis; нижняя прямая – мышцей покорности, стыда, m. humilis s. deprimens; наружная прямая – это мышца презрения, m. indignatorius s. indignabundus; внутренняя прямая – m. amatorins s. bibitorius. Далее, мышца, оттягивающая кнаружи угол рта, прозвана мышцею смеха(m. risorius Santorini). Малая скуловая (m. zigomaticus minor), поднимающая угол рта вверх, получила название мышцы зависти, а большая скуловая (m. zigomaticus major) – мышцы иронии; последняя оттягивает угол рта вверх и кнаружи, при чем открывается доступ к корню языка, где по преимуществу воспринимается ощущение горького вкуса. Мышца, поднимающая верхнюю губу (m. levator labii super. proprius) называлась также мышцею скупости: при сокращении ее, как бы хотят удержать во рту вкусный кусок, чтобы подольше его смаковать. Сокращение мышцы, оттягивающей вниз угол рта (m. depressor anguli oris), характерно для мимики отвращения.