Паоло Мантегацца - Физиогномика и выражение чувств

Преувеличение слабого волнения или имитация волнения не существующего.

Ослабление мимического выражения или полное угнетение (скрытие) этого выражения.

Стараясь преувеличить мимику, мы почти всегда хватаем через край и выходим за пределы вероятного. Это упражнение в лицемерии нас утомляет; поэтому, мы часто отдыхаем, и в эти промежутки, сами того не замечая, нередко примешиваем к избранной нами роли мимику диаметрально противоположную.

Так, однажды я видел, как одна женщина при получении наследства от своего брата, билась головою о стену и рыдала, прикидываясь неутешной, а потом вдруг залилась смехом. Точно также, когда выражают напускное религиозное чувство, притворное удивление или сострадание, может случиться, что при этом вырвется внезапно циничный или язвительный смех, или промелькнет смешная гримаса поддразнивания языком.

Преувеличивание выражения, беспорядок в движениях, заметные перемены – вот самые выдающиеся признаки мимики, которая стремится выразить больше, чем сколько чувствуется на самом деле, или уверить в существовании такого волнения, которого совсем нет на лицо.

Есть, впрочем, и другой признак, еще более постоянный, но, вследствие своей тонкости, большей частью ускользающий от внимания заурядных наблюдателей.

Из всех мускулов более всего подчинены нашей воле мускулы туловища и членов; лицевые мышцы уже не так ей повинуются, глазные же – самые независимые из всех. Вот почему в притворном выражении является столько движений руками и ногами, столько сокращений лицевых мускулов, в то время как глаз мужественно сопротивляется лжи или, по крайней мере, поддается ей последним. Вы видите ураган в миниатюре, перед вами целая буря конвульсий; но глаз остается неподвижным и апатичным – и этого достаточно, чтобы обнаружить тайну притворства. Слезы очень редко текут из глаз при напускном страдании, и только разве некоторые женщины, по истине гении лжи, умудряются иной раз проливать настоящие слезы, не испытывая ни малейшей печали. В обыкновенном состоянии, слезные железы не повинуются нашей воле; но, путем длительных упражнений, их тоже удается подчинить себе и приурочить к известному порядку; тогда они начинают выпускать свою драгоценную влагу, как только в этом представится надобность отъявленному лицемеру, желающему обмануть ближнего.

Приучившись с детства выражать то, чего не чувствуешь, можно сделаться великим артистом лицемерия; но и достигшие в этой области первоклассного таланта все-таки постоянно боятся потерпеть неудачу в своем искусстве, так как чувствуют разницу между искренним чувством и разыгрываемой комедией. Отсюда – неудержимая склонность к преувеличиванию, беспрестанное сомнение относительно удовлетворительности своей мимики и потребность усиливать ее криками и словами. Сильная скорбь почти всегда безмолвна, и самое большее, если она сопровождается такими жизненными явлениями, которые можно бы назвать автоматическими, и к которым относятся, например, вздохи и стоны; наоборот, волнения притворные чаще всего бывают красноречивы и сопровождаются большими взрывами болтливости.

Наоборот, если с какой-нибудь целью стараются скрыть волнение, то прибегают к совершенно противоположным приемам.

Прежде всего, является стремление ограничить область мимики, при этом, естественно, начинают с таких мускулов, которые быстрее и легче всего подчиняются нашей воли. Прежде всего, стало быть, приостанавливают движения ног, рук, туловища, шеи. По мере того как возрастает умеряющее действие мозговых полушарий, мимическое поле все более и более суживается, так что прекращаются даже движения мышц рта и щек, пока, наконец, выражение не очутится в границах той последней территории, которая во все времена и на всех языках недаром называлась зеркалом души.

Именно в области глаз происходит решительная битва; они представляют собою последнюю крепость, где выражение сосредоточивает все свои силы и часто остается победителем, хотя бы оно уже покинуло все остальные области мимики. Толпа, которая смотрит на вещи поверхностно, скажет теперь, что волнение прошло, или что его вовсе не было, и скажет это потому, что она видит неподвижность членов и туловища и бесстрастное выражение лица; но более внимательный наблюдатель найдет, что в глазах собраны теперь все силы, рассеянные перед ним на обширном пространстве, и справедливо признает, что в данном случае волнение еще очень сильно, но оно всецело сосредоточено в тесной крепости.